«Эротика Текста»: Альтернативная история. Секрет популярности «попаданцев» в России

Ибо таинственное очарование всякого повествования, реального или придуманного – а кто возьмется решительной рукой чертить между ними границу? – состоит в том, что все они как бы вышивают по одной и той же канве, но узор так и остается незавершенным. Флетчер Прэтт, «Колодец Единорога»

Исследования общественной памяти

«Что такое Франция?» – можем мы задаться вопросом вслед за одним из самых известных историков XX-го века Фернаном Броделем. Помимо всего прочего, Франция – это первое в мировой истории национальное государство, тщательно окружившее свою историю целым сонмом исторических мифов. Эта национальная мифология настолько мощна, что проникла и в мировую культурную память целой плеядой образов, одинаково хорошо узнаваемых в любой точке земного шара: Карл Великий, Жанна д’Арк, Наполеон I. На их тщательное конструирование и переконструирование посредством работы множества социальных институтов – от школы и церкви до армии, литературы и кинематографа – ушло почти две сотни лет.

Однако в последние полвека наметилась обратная тенденция к деконструкции национальной мифологии. Внутри традиционно весьма левой, зачастую оппозиционно настроенной по отношению к правительству французской гуманитарной среды, всегда особое место занимали историки. И именно они возглавили первое движение в сторону «memory studies» – научной дисциплины, в рамках которой изучается производство и воспроизводство культурной памяти. Сделав историческую мифологию объектом своего изучения, они достаточно жестко обозначили свою позицию, что профессиональный историк ни в коей мере не может являться пропагандистом.

Разработка исторических нарративов, сознательно оправдывающих ту или иную идеологическую позицию – совершенно обычное дело для историков XIX века – теперь перестала считаться хоть сколько-нибудь приемлемой. Таким образом, в случае с Францией мы имеем дело с весьма жесткой оппозицией между «историей» – т. е. профессиональным научным историческим знанием, получаемым внутри академической среды, и «памятью» – т. е. «слепком», упрощенным или вовсе выдуманным образом исторических событий в массовой культуре.

При сравнении этой ситуации с российской мы увидим диаметрально противоположенную картину. Большую часть XX века интерпретация исторических событий в рамках профессиональной историографии «колебалась вместе с линей партии», подорвав доверие к истории и практически полностью исключив ее из ряда «социальных наук» (в принадлежности истории к которым в той же Франции никто не сомневается).

После распада СССР российские историки с радостью стали осваивать накопленный у былого идеологического противника методологический арсенал, а после долгожданного открытия архивов с энтузиазмом углубились в свои узкоспециальные штудии. На уровне государства Россия не смогла выработать не только какой-то строгой и единой концепции отношения к своему прошлому, но даже ряда размытых концепций, которые могли бы стать предметом широких дебатов.

Малый символический капитал исторической дисциплины, самоустранение историков из публичного поля, незаинтересованность (или неспособность) государства в сочетании с рядом других факторов не позволили выстроить символическую дистанцию между «историей» и «памятью». Вместо этого в России появился ряд промежуточных форм между профессиональной историографией и исторической мифологией, а именно – фолк-хистори и «попаданческая» фантастика.

О «попаданцах» замолвите слово: характерные черты жанра

Фолк-хистори может рассматриваться как пародия на академическую историографию: если упрощенно, это «исследование», проведенное с грубейшими ошибками в области методологии работы с историческими источниками и историографией ради «обоснования» «громкой» гипотезы.

Однако фолк-хистори довольно точно имитирует внешние черты академической деятельности: используется научная терминология, появляются свои «историографические» авторитеты и целые школы, авторы ссылаются друг на друга и активно спорят. Каждый житель России может ознакомиться с типичным представителем жанра фолк-хистори, взяв с книжной полки в магазине любую книгу с лейблом «Стариков рекомендует», и, пожалуй, это будет еще относительно безвредный вариант.

«Попаданческая» фантастика же – жанр сугубо художественный. Его отличительная черта – это собственно «попаданец», т. е. отдельный человек (очень редко – группа людей), который загадочным образом оказался заброшен в некий параллельный мир или в определенный отрезок прошлого нашей планеты. Именно случайность, непреднамеренность и необъяснимость этого путешествия во времени отличает «попаданческую» фантастику от смежного жанра – хронооперы, где путешествия во времени были обеспечены технологическим прогрессом и производятся в рамках специально подготовленных экспедиций. В качестве классических примеров хронооперы можно указать «Патруль времени» Пола Андерсона, «И грянул гром» Рэя Брэдбери и серию романов «Разведчики времени» Роберта Асприна.

Для «попаданческой» фантастики типичны две версии нарратива. В первом случае в прошлое человек «проваливается» физически – т. е. вместе со своим телом, одеждой и другими атрибутами. И фокус сюжета в таком случае обычно строится вокруг «врастания» главного героя в чуждый ему социум.

Во втором же случае в прошлое «проваливается» только сознание главного героя, которое странным образом помещается в тело местного представителя «точки попадания», что значительно облегчает ему вхождение в другой социум. А поскольку обычно он проваливается еще и в тело какой-то известной персоны, то это облегчает ему деятельность по изменению истории в «нужную» сторону.

Во втором варианте нарратива речь, как правило, идет именно о попытках главного героя глобальным образом изменить ход истории в соответствии со своими представлениями. Этот элемент присутствует и в первом варианте, но во втором он ощутимо сильнее и становится сюжетообразующим.

Врачуя «комплекс неудачника»?

Что же заставляет людей читать подобную продукцию? Казалось бы, если человек интересуется прошлым, ему лучше ознакомиться со специализированной литературой? И если в случае с фолк-хистори мы можем предположить, что рядовой читатель просто не в состоянии отличить качественный продукт от некачественного, то в случае с «попаданческой» фантастикой этот аргумент явно не работает – ведь читатель заведомо знает, что он имеет дело с художественным вымыслом.

На этот вопрос может быть несколько ответов. Можно попробовать выстроить психологический портрет среднего читателя и реконструировать эмоциональный фон, который сопровождает потребление подобной литературы. Борис Невский по этому поводу замечает:

«Популярность «попаданческой прозы» – результат коммерческой эксплуатации «комплекса неудачника», убежденности немалого количества людей в том, что реализовать их скрытый потенциал мешают лишь внешние обстоятельства. Начальник-самодур, жена-стерва, приятели-алкоголики… Как у классиков: «среда заела». Такому читателю подавай другую страну, другую эпоху, другую вселенную – уж там он бы развернулся!»

Можно указать, что эта литература способна компенсировать психологическую травму современного человека, пребывающего в мире, который он не способен не только контролировать, но и развитие которого он зачастую не может адекватно предсказать. Однако подобные объяснения представляются недостаточными.

Мы предполагаем, что дело в структурных особенностях произведений этого жанра, сближающих их с профессиональной историографией. Как указывает постструктуралистский философ истории Франклин Анкерсмит, отделить собственно исторический нарратив от других форм нарратива и описать их различие в аналитических категориях – довольно сложная философская проблема. И хотя есть несколько вариантов того, как можно провести такое деление, на практике эти формы могут смешиваться и/или присутствовать в рамках одного конкретного произведения. Если мы посмотрим на произведения «попаданческой» фантастики, как если бы они были полноценной исторической работой, мы можем увидеть много любопытного.

Для ясности сравним два цикла «попаданческих» произведений: «Генерал-адмирал» Романа Злотникова (четыре книги, вышли в 2011-2012 годах, цикл завершен) и «Еще не поздно» Павла Дмитриева (пять книг, вышли в 2012-2015 годах, цикл еще не окончен). Это две популярных серии, к тому же относительно высокого качества (у «Генерал-адмирала» средняя оценка 8.10 по десятибалльной шкале, а у «Еще не поздно» 6.97, по версии читателей форума «Лаборатория фантастики»). Кроме того, их сюжетные линии схожи, что облегчает сравнительный анализ.

Генерал-адмирал и колониальная политика

«Генерал-адмирал» рассказывает историю бизнесмена, специализирующегося на горном деле (золотодобыча), который после падения с лошади оказался в теле последнего генерал-адмирала Российской империи, брата Александра III, великого князя Алексея Александровича. Действие стартует в начале 1880-х годов.

Герой привыкает к окружающему миру и пытается изолировать себя от чрезмерного включения в петербургское высшее общество, которое может «раскрыть подмену» путем разыгрывания истовой религиозности. Так, он знакомится с Иоанном Кронштадтским, который позднее сыграет определенную роль в сюжете.

Обладая послезнанием и собственным пониманием причин, вызвавших Первую мировую войну и распад Российской империи, герой пытается скорректировать как внешнюю, так и внутреннюю политику страны. Цель формулируется героем достаточно оригинально: хотя революция – это зло, но если ее нельзя предотвратить, то надо хотя бы максимально модернизировать страну, чтобы уже в период советской власти Сталину не пришлось проводить индустриализацию ценой огромных жертв.

В качестве основных противников герой видит Великобританию и США, поэтому он пытается максимально ослабить обе державы. Герой принес из будущего знание местоположения основных мест золотодобычи, одно из которых располагается на территории подконтрольной бурам, еще независимым от Британской империи. Герой выкупает участок земли у президента буров Крюгера и силами флота начинает вывозить добываемое золото, которое идет на нужды индустриализации России.

Герой открывает учебные заведения для сирот внутри Морского ведомства и начинает готовить кадры для нового промышленного района, который строится в районе Магнитогорска, предвосхищая знаменитую советскую стройку. Поскольку кроме инженерных кадров нужны обычная рабочая сила и снабжение района продовольствием, герой за собственные средства инициирует крестьянскую переселенческую программу в казахские степи.

Во внешней политике герой оказывает материальную поддержку Испании (русские легкие крейсера и выдача кредитов взамен на Гуам и военно-морскую базу на Филиппинах), что позволяет адмиралу Паскуалю Сервера в ходе испано-американской войны нанести ощутимый урон американской торговле. И хотя американцы выигрывают войну и занимают Кубу, их торгово-промышленные круги пострадали настолько сильно, что в Конгрессе на долгие годы начинают преобладать сторонники изоляционистского курса во внешней политике.

После этого основное внимание героя смещается ко внутренним коммуникациям империи: происходит расширение Транссибирской магистрали и начинается освоение Северного морского пути. Отлаженные коммуникации позволяют генералу Куропаткину эффективнее снабжать войска в ходе русско-японской войны. А после переброски части балтийского флота через Севморпуть русские войска одерживают уверенную победу в войне. Тем самым Россия сохраняет протекторат над Кореей и Манчжурией.

Параллельно русские оказывают поддержку бурам – в этой версии истории англо-бурские войны начались позже, поскольку опасавшаяся России Англия решила начать войну, только когда та оказалась связанной боевыми действиями против Японии. Англия побеждает, но, как и ранее США, оказывается значительно ослабленной. После этого начинается подготовка страны к Первой мировой войне. В должности начальника Главного артиллерийского управления герой разворачивает производство тяжелой артиллерии силами отлаженного магнитогорского промышленного района.

В ходе Первой мировой войны русским войскам, несмотря на тяжелейшие потери, удается выстоять под ударами немецкой армии. Первое применение химического оружия немцами в этой войне случается на территории Польши. Это перетягивает симпатии польского населения на русскую сторону. В ходе Галицийской битвы русские войска практически выводят из войны Австро-Венгрию. А сочетанием наступательной операции на Карском участке, которая отвлекла основные силы турок, и дерзкой десантной операции силами значительно усиленного в предвоенные годы Черноморского флота, удается занять Константинополь и проливы.

Хотя США воздержались от участия в войне, Антанта победила. Русская дипломатия не позволила навязать Германии позорные условия мирного договора, сохранив статус-кво с немцами (только добившись суда над военными преступниками-инициаторами химической атаки). Но добилась признания независимости национальных государств на территории распавшейся Австро-Венгрии, ставших протекторатами России и сохранения за собой черноморских проливов.

По окончании войны проводятся конституционные реформы, учреждается Дума и ответственное перед ней правительство, но сохраняется монархия. Руками Иоанна Кронштадтского собирается Собор русской православной церкви, который восстанавливает патриаршество и отделяет церковь от государства. Окончание цикла приходится на конец 1920-х годов, когда престарелый главный герой погибает от рук сторонника польской независимости.

Если проводить параллели с профессиональной историографией, перед нами некая версия глобальной истории. Внимание автора перемещается между разными регионами мира, автор делает особый акцент на синхронности и переплетении многих исторических процессов. Личность героя служит только стартовой точкой, подлинный герой романа – сама история, которая пошла по иному пути от наличия одной внешней причины, а именно – от присутствия у Российской империи дополнительного колоссального источника доходов в виде южноафриканского золота.

Личность главного героя и его внутренний мир описаны крайне скупо, некое подобие любовной линии присутствует скорее как средство слегка сбавить темп повествования. Несмотря на огромное количество второстепенных персонажей – генералов, адмиралов, государственных деятелей, ученых и промышленников – они лишь факторы, которые могут усилить или ослабить определенные тенденции в развитии Российской империи.

Чуть больше внимания автор уделяет лишь личности Николая II, с которым герой тесно общается еще в его бытность наследником престола. Главный герой добивается того, чтобы Николаю подобрали другую жену вместо Алисы Гессенской и уделяет внимание его воспитанию – объясняет ему основы политики и экономики, берет с собой в морские экспедиции и т. д. Тем самым автор признает некоторую значимость субъективных факторов, но только на уровне элит.

В общем и целом, автор демонстрирует значимость грамотной колониальной политики как источника доходов для внутренней модернизации страны, а также наличия четких внешнеполитических целей в эпоху, когда для выживания страны было важно иметь возможность мобилизации ресурсов в континентальном масштабе – т. е. при обладании собственной империей.

Еще не поздно для технического прогресса

«Еще не поздно» рассказывает нам историю Петра Воронова – владельца небольшой фирмы, занимающейся отладкой программного обеспечения, который «провалился» в Советский Союз середины 1960-х годов вместе со своей машиной Toyota RAV 4, ноутбуком, смартфоном и некоторыми комплектующими, нужными ему для работы.

Встретив в лесу близ Екатеринбурга молодую сельскую учительницу Екатерину, герой случайно открывается ей, и та помогает ему спрятать машину у себя на подворье. Старший брат учительницы служит в должности лейтенанта КГБ и по просьбе Кати организует Петру встречу с главой КГБ по области. Имея некоторые представления об истории позднего СССР, герой решает сделать ставку на главу Комитета партийно-государственного контроля Александра Николаевича Шелепина и его сторонника в ЦК главу КГБ Владимира Ефимовича Семичастного. Вывезенный в Москву Петр рассказывает Шелепину и Семичастному, что через 25 лет Советский Союз распадется, проиграв экономико-технологическую гонку Западу. Герой пытается указать, что середина 60-х годов – это то время, когда еще не поздно развернуть производство советской микроэлектроники.

Обладая некоторыми профессиональными познаниями, а самое главное, образцами электронных устройств – компьютером, смартфоном и электроникой внутри «Тойоты» – герой становится главой НИИ на юге Москвы, которое должно подтолкнуть советскую промышленность в нужном направлении. В тайну «попаданца» также посвящают Алексея Николаевича Косыгина и Геннадия Ивановича Воронова, а также частично маршала Дмитрия Федоровича Устинова. Это обеспечивает «шелепенцам» преимущество перед сторонниками Брежнева, и в ЦК начинается «двоевластие».

Благодаря информации из будущего происходит радикальный разворот в советской внешней политике. СССР отказывается от безвозмездной помощи «врагам империалистов», начиная с отказа в помощи главе Египта Гамалю Насеру. Предпринимается ряд успешных мер, чтобы избежать проблем в Чехословакии и усиливается разрыв в советско-китайских отношениях.

СССР отказывается от поддержки Китая, что позволяет Чан Кай Ши присоединить район Шанхая, когда Китай лихорадит во время «культурной революции» товарища Мао. В результате Китай разваливается на ряд мелких государств, вернувшись, по сути, к состоянию конца 1920-х – начала 1930-х годов. Косыгин переформулирует задачи экономических реформ, разрешается кооперативная деятельность в некоторых отраслях народного хозяйства, корректируется система хозрасчета и т. д.

Главный герой тем временем обживается в НИИ с его советской спецификой – слабой коммуникацией с предприятиями, подотчетными другому министерству, «доставанием» дефицитных ресурсов и прочими особенностями плановой экономики. Налаживается и его быт, герой женится на Екатерине и осваивает советские повседневные привычки, такие как малое количество коммунальных удобств, охота за «выброшенными» на прилавок товарами и т. д.

Герой пребывает в состоянии постоянного когнитивного диссонанса, поскольку ему, выросшему в капиталистическом обществе, очевидно, что советская система хозяйствования и социальной политики нежизнеспособна, но ему хотелось бы, чтобы переход капитализму произошел менее драматичным путем, чем в нашей версии реальности. Поскольку серия книг еще не завершена, чем закончилась история пока неизвестно, но в последней книге герою удалось-таки запустить в серию первое поколение советских «персоналок».

Здесь перед нами версия технологической истории, написанная с микроисторической перспективы. Огромное количество текста – это внутренние монологи героя на различные технологические темы (например, о том, какие порты или какой программный протокол лучше использовать для решения той или иной задачи). Автор демонстрирует нам, насколько случайным и неочевидным из времени действия романа выглядел выбор между слабыми, но доступными каждому компьютерами, и огромными дорогими «суперкомпьютерами», которые разрабатывались в СССР достаточно успешно.

Хорошо показан и образ мысли инженеров и программистов той эпохи, которым многие привычные сейчас вещи казались нерациональными или вовсе бредовыми – вроде самой идеи персонального компьютера или изготовления для него взаимозаменяемой периферии и программного обеспечения.

Значимую часть текста составляет описание советского быта, который может повергнуть в шок современного неподготовленного читателя, который не застал советскую эпоху. Это подчеркивается постоянными сравнениями от лица главного героя между «здесь» (СССР) и «там» (РФ), ведь в СССР были недоступны такие атрибуты жизни среднего класса, которые мы сейчас рассматриваем как сами собой разумеющиеся – дешевая иностранная кухня в ресторанах, поездки заграницу на отдых, красивая и качественная одежда, личный автомобиль зарубежного производства и т. д. и т. п.

Пафос модернизаторского реваншизма

Таким образом, перед нами две отличающиеся методологически версии одной и той же истории: попытки предотвратить крушение государства. «Генерал-адмирал» – это история «с высоты птичьего полета», основная роль в нарративе отводится экономическим и политическим факторам глобального масштаба.

«Еще не поздно», напротив, отсылает нас к микроисторическому подходу: главное – это отдельные детали, случайности, специфические ментальные особенности советского субъекта. В духе этого подхода продемонстрирована практически бесконечная внутренняя сложность объекта, который внешнему наблюдателю кажется монолитным. Вместе с тем обе серии книг имеют и значительные сходства.

Во-первых, безусловно, настрой этих книг вдохновлен идеей реванша. В этом они отражают представления своих авторов, живущих в эпоху «войн памяти», когда прошлое становится полем битвы. Но при этом реваншизм этот мягок: не оголтелый имперский или советский рессентимент, а попытка выработать некий средний путь между тремя версиями российской реальности – имперской, советской и постсоветской.

Генерал-адмирал видит свою цель в том, чтобы по возможности спасти Россию от революции, но не любой ценой, и если уж не удастся, то насколько возможно усилить и модернизировать Россию, чтобы смягчить последствия революции. Так же и Петр Воронов ясно видит недостатки советского строя и понимает, что «перестройка» неизбежна, но она необязательно должна происходить по горбачевско-ельцинскому варианту.

Таким образом, пафос этих книг вовсе не ура-патриотический, авторы не стремятся показать нам «Россию которую мы потеряли» или «СССР в котором были съедобные обои», а демонстрируют нам упущенные возможности. Это пафос реваншизма, но реваншизма модернизаторского, конструктивного.

Во-вторых, как бы странно это ни звучало, но главные герои книг проделывают, по сути, такую же работу, что и историк при написании ученого труда. Как и герои, историк обладает послезнанием: он знает, что из точки А произошел переход в точку Б и как именно этот переход произошел. И, если историк не хочет писать полностью детерминистскую работу, он анализирует и альтернативные варианты развития событий, которые не случились, но могли случиться, демонстрируя нам, почему события произошли так, как произошли. Этот методологический прием широко распространен и называет контрфактическим (или контрфактуальным) анализом.

«Попаданцы» занимаются точно такой же процедурой, но в инверсии – они с бóльшим или меньшим успехом предпринимают усилия, чтобы изменить траекторию исторического развития. Зная точку А и точку Б, они пытаются прийти в точку В. Для этого они, как и историк, должны взвесить силу действия различных факторов исторического процесса, сопоставить их между собой и разобраться в их внутренних взаимосвязях.

Задача автора «попаданческого» романа – убедительно продемонстрировать читателям, что именно нужно было изменить, чтобы история пошла другим путем, т. е. точно так же разделить факторы исторического процесса на главные и второстепенные, чтобы писать свой нарратив, опираясь на свое понимание влияния этих факторов на ход событий. По сути, мы видим как бы «мастерскую историка» изнутри, пускай и в довольно наивном и искаженном варианте.

Не будем забывать и о просветительской функции. Средний читатель при чтении подобной литературы может получить некий суррогат исторического знания. От общей логики повествования, которая в некоторых моментах совпадает с логикой исторического нарратива, до банального знания фактов. Читая «Генерал-адмирала», непосвященный читатель может узнать о существовании таких персон, как великий князь Александр Александрович или испанский адмирал Паскуаль Сервера-и-Топете, о котором он вряд ли бы когда-то узнал иным способом.

Читатель может узнать о существовании таких организаций, как Русское Техническое Общество, и о некоторых особенностях функционирования земств. Читая «Еще не поздно», читатель наверняка узнает много нового об истории электроники и получит представление о функционировании советского общества и его институтов. При написании трудов подобного масштаба от их авторов требуется эрудиция, мало чем уступающая той, которую мы требуем от средних выпускников исторических факультетов.

Парадоксальным образом, в этом отношении «попаданческая» фантастика оказывается намного ближе, собственно, к академической истории, чем к фолк-хистори. Безусловно, «попаданческая» фантастика является и неким вариантом исторического мифа – мифа зачастую патриотического и реваншисткого. Но благодаря присутствию внутри «попаданческого» нарратива весомого исторического компонента это помещает такую прозу в некую переходную зону между «историей» и «памятью», что и способствует ее устойчивой популярности в России. Лишенный доступа к качественной исторической литературе, читатель потребляет наиболее близкий к ней структурно заменитель.

Возможно, с преодолением травматичного для социально-гуманитарных дисциплин советского наследия мы сможем увидеть ситуацию, когда бестселлерами становятся вполне серьезные академические работы по истории, как это регулярно бывает во Франции – достаточно вспомнить «Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)» Эммануэля Ле Руа Ладюри или «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке» Филиппа Арьеса.

Пока же этого не произошло, пожалуй, читателю стоит остановить свой выбор именно на «попаданческой» фантастике, а не на фолк-хистори. Ведь при всех своих недостатках она может дать читателю, не являющемуся профессиональным историком, самое главное – яркую и запоминающуюся картинку, зачастую довольно неплохо передающую «дух эпохи», а также пищу для размышлений о многомерности и сложности исторического процесса. А с фактологией можно ознакомиться и на «Википедии».

На превью – фрагмент картины Ильи Глазунова «Моя жизнь» (1994).