Образование

«Интертекст»: Злобный воспитатель. За что Ницше любил Шопенгауэра?

О влиянии Шопенгауэра на Ницше хорошо известно. И речь идет не просто о воздействии, которое протекало на бессознательном уровне.Мы имеем в виду сознательный выбор своего учителя и воспитателя со стороны Ницше. Concepture публикует статью о связи двух немецких философов.
«Интертекст»: Злобный воспитатель. За что Ницше любил Шопенгауэра?

За что Ницше любил Шопенгауэра?

У Ницше есть целая работа, посвященная Шопенгауэру – «Шопенгауэр как воспитатель». Страницы, полные почтения и признательности, посвящены усатым сифилитиком мыслителю похожему на старую обезьяну.

Среди основных черт таланта и стиля, которые привлекли Ницше к книгам Шопенгаэра и сделали его одиним из самых преданных его поклонников, сам Ницше выделяет, во первых,  

отсутствие у Шопенгауэра желания казаться, выдавать себя за того, кем он не является. Шопенгауэр пишет только для себя, более того во всем своем творчестве он руководствуется принципом «не обманывай никого, и даже самого себя!». Разумеется, что правдорубу Ницше весьма импонировала эта особенность писательской манеры ворчливого старца. Его подкупала  честная, грубоватая, добродушная стилистика, далекая от какого бы то ни было кокетства и заигрывания с читателем. Из этого вовсе не следует, что Шопенгауэр примитивный, простодушный рассказчик. Он умеет говорить глубокомысленные вещи просто, захватывающие – без риторики, строго-научные вещи – без педантизма так, что они не лишаются смысла, не профанируются, как это, к сожалению, часто бывает в случае популярного изложения.

Вторая черта, привлекавшая Ницше в книгах Шопенгауэра, была неподдельная веселость автора, сумевшего самолично победить отчаяние жизни, и потому способного, даже в самых трудных, безнадежных вопросах жизни, сохранять бодрое расположение духа. Касательно этой черты Ницше пишет так: «Могучее самочувствие говорящего овладевает нами с первых звуков его (т. е. Шопенгауэра) голоса; мы как будто входим в горный лес, мы дышим глубоко, и снова, наконец, чувствуем себя хорошо.

Здесь мы ощущаем всюду одинаковую укрепляющую атмосферу; здесь есть какая-то неподражаемая свобода и естественность, как бывает у людей, которые сознают себя господами своего внутреннего дома и притом весьма богатого дома; в противоположность писателям, которые сами больше всего удивляются тому, что они случайно оказались умными, и стиль которых приобретает в силу этого какой-то неспокойный и неестественный характер».

Таким образом, Ницше ценил Щопенгауэра за честность и веселость. Не правда ли довольно странные характеристики, если учитывать, что мы говорим о самом знаменитом европейском пессимисте?

Пессимизм – это не депрессия

Наше замешательство пройдет, как только мы точно определим содержание понятия «пессимизм», проследим традицию его употребления в философском тезаурусе, и, наконец, уясним, какое значение вкладывал в это слово сам «Ницше».

Прежде всего следует понять, что между пессимизмом и депрессией нет ничего общего. Депрессия – это подавленное эмоциональное состояние, негативно окрашенное психологическое самочувствие. Пессимизм же – это мировоззренческая, то есть, умозрительная категория, которая к чувствам и эмоциям имеет весьма и весьма опосредованное отношение. Деприссивный человек чувствует себя плохо и от этого ему кажется, что вокруг все ужасно. Пессимист видит, (несмотря, может быть, на свое прекрасное самочувствие), что вокруг все ужасно и пытается понять причины этого.

Таким образом, мы приходим к заключению, что пессимизм Шопенгауэра имеет онтологический, а не психологический характер. Он закономерным образом вытекает из системы мироздания, которую строит Шопенгауэр. Подробно с этой системой можно ознакомиться, прочитав книгу «Мир как воля и представление». Бегло с этой системой можно ознакомится, прочитав статью «О ничтожестве и горестях жизни».

Ницше и пессимизм

Поскольку Ницше всю жизнь с отвращением относился к тем, кто пытается подменить действительное положение вещей какими-то иллюзорными объяснениями (будь то рационализаторские спекулятивные системы или утешающие моральные доктрины), в пессимизме Шопенгауэра он разглядел добросоветную попытку понять бытие таким, какое оно есть. Без какого бы то ни было сглаживания или причесывания для столь тонко душевно организованной и чувствительной натуры как человек.

Ницше жил в эпоху начала распада классических культурных иерархий, в эпоху распространившихся в этой связи нигилизма и декаданса. Однако в этом он видел лишь проявление слабости человеческого духа, который после стольких лет пребывания в метафизических иллюзиях, оказался не способным принять правду о себе, мире и своем положении в нем.

Ницше призывал к переоценке ценностей. И эта переоценка состояла в том, что отныне основой культуры и деятельности отдельного индивидуума, нужно избрать не трансцендентные призраки, а вполне конкретные, телесные, здесь-и-сейчас зримые и осязаемые вещи, такие как воля, инстинкт, могущество, сила. Напомним, что идеалом Ницше был Сверхчеловек, сущность которого как раз и состояла в том, что он был способен не терять жизнелюбивого и жизнеутверждающего настроения даже в самой неутешительной ситуации.

Но здесь то и начинаются расхождения между философией Шопенгауэра и ее трактовкой в ницшеанском изводе.

Резиньяция и Воля-к-Власти

Вполне соглашаясь с выводами Шопенгауэра о положении человека в мире, Ницше считал, что дальнейшим шагом, который должен совершить каждый, кто осознал это положение, будет приятие этого мира вопреки очевидному безразличию, которое мир проявляет к человеку. Жизнь лишена смысла, но это не повод предаваться тоске. Не надо выдумывать спасительные иллюзии и утешать себя вымыслами о лучшей участи. Лучше предаться блаженству самозабвения и экстатического восторга, раствориться в шуме жизни, отбросив всякие сомнения.

Однако сам Шопенгауэр делал диаметрально противоположные выводы из своей философии. Единственным разумным, что остается делать человеку, полностью осознавшему неутешительное положение дел, по Шопенгауэру, это уничтожение всякой воли к жизни. Здесь под «волей к жизни» можно понимать любовь к жизни, желание жить, очарование жизнью, придание жизни статуса приоритетной ценности и т. д.

Умный человек – считает Шопенгауэр – в полной мере дает себе отчет в тщетности и соответственно бессмысленности любых жизненных феноменов. Поскольку они скоротечны и преходящи, они не могут служить подлинным вечным основанием для нашей воли, которая единственно составляет наше истинное существо. Интеллект нам на то и дан – полагает Шопенгауэр – чтобы гасить волю к жизни, убивать всякое стремление радоваться ей и продлевать ее. Разумный человек равнодушен к жизни, ибо он понимает, что она есть лишь явление, а не сущность. В этом отношении воззрения Шопенгауэра почти тождественны буддийским представлениям о жизни как страдании и нирване как высшей цели всякого разумного существа.

Как мы видим, Шопенгауэр весьма далек от жизнеутверждающего пафоса Ницше, который поет дифирамбы инстинкту и силе. Если Ницше понимает разум только как инструмент для апологии жизни, орудие для ее утверждения и улучшения, то у Шопенгауэра разум и жизнь противостоят друг другу, как истина и ложь. Разум понимается Шопенгауэром как то, что возвышается над слепой волей (коей является жизнь); как то, что видит ее временную преходящую суть, и потому способное отрицать и отвергать ее.

Шопенгауэр призывал отказаться от мелких эгоистических прихотей и страстей. Ницше расценил это как призыв к расчищению души для более славных подвигов и более великих деяний. Так, в частности, он пишет: «Шопенгауэр учит нас различать между действительными и мнимыми средствами к человеческому счастью; он показывает, что ни богатство, ни почет, ни ученость не могут вывести личность из ее глубокого недовольства ничтожеством ее бытия, что стремление к этим благам приобретает лишь смысл в соединении с высокой и озаряющей общей целью – с влечением к могуществу, способному помочь нашей Physis и немного исправить ее неразумность и неловкость». 

Но Шопенгауэр учит совсем не этому. Для него нет принципиальной разницы между желаниями Васи Пупкина и Александра Македонского (разница только в масштабе, но не в сущности). Шопенгауэр призывал к освобождению от каких бы то ни было желаний и страстей, будь они малыми или великими.

В этой ошибочной интерпретации, произведенной Ницше, прослеживается одна закономерность, присущая всем великим умам, а именно – не считаться с объективными фактами, а использовать их для достижения собственных целей, подобно тому как разные художники, используя один материал, создают различные произведения. Видел ли хоть один литературовед в творчестве Достоевского предпосылки специальной теории относительности? Вряд ли. А вот Эйнштейн увидел.

Рекомендуем:
  1. И.Ялом «Шопенгауэр как лекарство».
  2. А.Гулыга «Шопенгауэр».