«Безродные звери»: Дегуманизация по-африкански

«Свет есть, но дома никого нет»

Следует сразу отметить, что в фильме нет пафоса, столь свойственного кино про страны «третьего мира». Нет нарочитого надрыва и мелодраматизма. В качестве повествовательной техники используется прием остранения. Советский литературовед Шкловский, автор этого термина, определяет его как: «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание «видения» его, а не «узнавания»». При остранении вещь не называется своим именем, а описывается как увиденная впервые.

Сходный методологический принцип существует в феноменологии (направление в философии 20 века), он называется «эпохе» (воздержание от суждений). Осуществляя эпохе, человек исключает из поля зрения мнения, суждения, оценки предмета и стремится с позиции «чистого наблюдателя» сделать доступной сущность этого предмета. Другими словами, смысл этих приемов (остранения, эпохе) заключается в освобождении воспринимающего сознания от любых предвзятостей и предубеждений.

Тема Африки, ввиду ее постоянного муссирования в СМИ и кино, давно обросла обобщениями, утрированиями, гиперболами, редукциями и прочими искажениями. Поэтому прием остранения в данном фильме более чем уместен. Ситуация преподносится через ничем не замутнённое, наивное, непосредственное видение мальчика Агу, главного героя фильма. Он последовательно рассказывает нам про маму, папу, брата, друзей и ситуацию в стране. Оригинальность повествования усиливается мифологическим сознанием мальчика, которое описывает реалии и персоналии особым образным языком. Так, например, про своего страдающего сенильной деменцией дедушку он говорит: «Свет есть, но дома никого нет».

Безумие цивилизации

Способ изображения событий в фильме основан на контрасте. Противопоставляются автохтонные наивно-культурные и привнесенные (западные) сложно-цивилизационные элементы: телевизор/воображение, проповедь/танцы. По словам самого Агу, Богу музыка нравится больше, чем разговоры. При этом все природное, непосредственное, если угодно, физиологическое в фильме имеет положительные коннотации, а все искусственное, цивилизационное, техническое становится предметом конфликтов и причиной печалей: эпизод за семейным столом, когда отрыжки вызвали смех и веселье, а сломанный телевизор – гнев и злость со стороны отца и страх со стороны сына; кривлянья братьев за игрой в шашки и ссора родителей в связи с политической ситуацией. 

Остраненный взгляд Агу позволяет максимально полно показать все безумие цивилизации с её армиями, повстанцами, дележкой территории, политическими интригами и прочим бредом. В простой и понятный жизненный мир мальчика врывается сложная и непонятная сила, разлучающая его с матерью, убивающая его отца и брата и заставляющая брать в руки оружие. Непосредственность детского восприятия высвечивает бессмысленность действий взрослых. Ради чего совершается насилие? 

Сами люди, вынужденные убивать друг друга и причинять друг другу боль, вряд ли это понимают: на основе свидетельства полоумной тётки и самочинного суда чокнутого фанатика расстреливают десятки мирных жителей. Единственное, что вполне очевидно, в том числе зрителям, так это факт бессмысленного людского страдания. Причем страдания по чьей-то чужой неведомой воле, по чьему-то могущественному произволу. Но чья эта воля, чей произвол – уразуметь мифологическому сознанию африканского мальчика, привыкшему персонифицировать мир, не под силу.

Земля – основа рода 

Конечно, мы понимаем, что за всем стоит система мирового капитализма, что если где-то идет война, значит кому-то это выгодно. Но это слишком абстрактные безжизненные схемы. А в реальности, на уровне феноменологического измерения жизни (это и раскрывает приём остранения) – только боль, смерть, потеря близких, страдания, насилие, жестокость. И ради чего? Ради обогащения белого человека.

Ничего не изменилось со времен колонизации. Стало более закамуфлированным, политкорректным. Но люди как убивали, так продолжают убивать, как умирали, так продолжают умирать. И ужас ситуации состоит именно в том, что сами люди не понимают причин и целей своих действий. В этой ситуации они превращаются в зверей без роду, без племени. Зверей, которые, будучи загнаны в угол, ничего не соображая, живут по принципу «убить или быть убитым».

Если говорить образно, африканцы – это люди, лишенные своей земли, люди, которых, как диких зверей, закинули на арену политики (арену Колизея) и заставили убивать друг друга на потеху власть имущих. Утрату стабильности жизни, разрушение родового устройства жизни (сепарацию членов семей) сам Агу сравнивает с землей в сезон дождей, когда «нет ничего определенного, и всё постоянно меняется». То есть, в буквальном смысле «земля уходит из-под ног», «теряется почва».

Как известно, основа рода – это земля. Отсутствие земли, соответственно, означает смерть рода. Отсюда название – «безродные звери» (англ. «beasts of no nation»), которое точно определяет положение африканцев: лишенные территории и привычной жизни, они утрачивают порядок родовой регламентации и становятся зверьми, убивающими друг друга, чтобы выжить в наступившем хаосе.