«Скрытое»: Исследуя природу жестокости
В кинематографе личность Михаэля Ханеке явление очень неоднозначное. Трудно спорить с тем, что он снимает гениальное кино, но также трудно спорить и с тем, что это кино вряд ли нравится людям. Его картины отвратительны, жестоки и честны. Concepture публикует миниэссе о режиссере.
Михаэль Ханеке уже давно привык к шумихе вокруг собственного имени. За двадцать с лишним лет кинокарьеры практически каждый его фильм вызывал общественный резонанс, а сам режиссер совершил порядочное количество заявлений и поступков, повергавших в шок как профессиональное сообщество, так и зрителей. В итоге, пробив стену критики и эмигрировав из Австрии, своей исторической Родины, во Францию, он прошел путь от одного из многих австрийских киномаргиналов до выдающегося мастера мирового кинематографа.
Но «Скрытое», наверное, самый благосклонно принятый критиками фильм Ханеке (за исключением, пожалуй, его последней работы «Любовь»). В нем нет ни невыносимой жестокости «Забавных игр», ни потока сексуальных девиаций «Пианистки», ни нарративного винегрета, как в «Код неизвестен», хотя последний и может восприниматься как некий приквел «Скрытого». Многими критиками «Скрытое» признан одним из лучших фильмов двадцать первого века. К сожалению, он так и не получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля, жюри которого ограничилось лишь призом за лучшую режиссуру.
Картина начинается с длинного и статичного кадра утреннего Парижа. Как только зритель начинает уставать от отсутствия динамики в кадре, звучит закадровый голос, и видео отматывается назад. Выясняется, что главный герой Жорж, весьма обеспеченный литератор и телеведущий, получает по почте кем-то посланные видеокассеты, на которых запечатлен фасад его дома, и именно эту запись мы видели в начале. А в дальнейшем, вместе с кассетами начинают приходить открытки, намекающие на полузабытый случай из детства Жоржа, когда тот оклеветал мальчика-алжирца из ревности к родителям, которые собирались усыновить Маджида.
Из-за беззащитности перед кажущейся угрозой (полиция не может помочь, так как отсутствует состав преступления) внешне спокойному и даже гедонистическому существованию семьи телеведущего приходит конец. Нарастающая тревога детонирует внутри сознания, и Жорж начинает яро обвинять невиновного Маджида. Его жена неожиданно фактически признается в измене, а малолетний сын пытается сбежать из дома. Зародившись в виде необоснованного подозрения, атмосфера в семье достигает уровня невыносимого ужаса, и Жорж всеми силами пытается избавиться от, как ему кажется, источника угрозы. Данное желание реализуется в самоубийстве алжирца, при наивысшей концентрации насилия, будто зависшего в воздухе. Уставший, но освободившийся Жорж засыпает дома под воздействием снотворного, но кассеты начинают приходить вновь…
Михаэль Ханеке давно известен своими леворадикальными взглядами. Мастерски, как заправский патологоанатом, он вскрывает тело западного буржуазного общества, обнажая его нравственные патологии. Проходя путь от конкретного к глобальному, режиссер проводит обобщение невиданных масштабов, предлагая увидеть в глупом поступке шестилетнего мальчика источник чуть ли не всех бед стран третьего мира, страдавших от колонизаторов. Европейский комплекс вины пробуждается, как и забытая подлость нынешнего взрослого интеллигента через россыпь мелочей, каждая из которых бьет навязчивой каплей воды по затылку. Ханеке мало того, что призывает к всеобщему покаянию, но и заставляет сделать задел на будущее, ведь насилие все дальше и дальше шагает по планете в облике гражданских войн.
И все же нельзя сказать, что бессмысленная беготня и страдания внешне успешного европейского буржуа, а также все следующие за ним этические посылы, лежащие на поверхности, могли бы так сильно завладеть вниманием зрителя. Через сюжет, построенный в манере «Ложного детектива», Ханеке удивительным образом находит общечеловеческие болевые точки, которые на уровне одной лишь эмпатии могут вызвать в голове смотрящего самые невообразимые ассоциации, от которых по спине пойдет неприятный холодок. И, сваливаясь в эту неожиданную, чуть ли не теистическую плоскость, режиссер задает главный вопрос: сможет ли каждый из нас открыто признать вину перед «наблюдающим» и вытряхнуть свои личные скелеты из шкафа? И пока нервничающий и шокированный после просмотра зритель пытается найти причины и отговорки, ответом на этот вопрос остается лишь ироническая ухмылка в седой бороде австрийского мэтра.