«Теории»: Добро пожаловать в Пустыню Сознания. Феноменология, как самое сложное направление философии XX века
Каждый из нас вписан в круг повседневной жизни и мало кто всерьез будет задумываться над тем, что такое стол и каким образом он дан моему сознанию. А вот феноменологи задумались и столкнулись с проблемой невозможности формулирования однозначного ответа на эти вопросы. Concepture публикует заметку о наиболее сложном направлении философии XX века – феноменологии.
Начнем с того, что существует два принципиально различных способа понимания мироустройства, или, если угодно, две установки: естественная и феноменологическая. Естественная установка гласит: вещи существуют сами по себе, как объективная физическая реальность, вне зависимости от моего сознания. Феноменологическая установка утверждает обратное: вещи даны мне посредством моего сознания, поэтому я имею дело не с вещами, как они есть, а с их образами, которые существуют в моем сознании.
Вот почему для феноменологии важны не предметы восприятия, а способы восприятия этих предметов; не сознаваемое, а сознание. По этой причине феноменологию зачастую определяют как философию сознания. Причем эту философию интересует представленность в нашем сознании вполне обыденных, самоочевидных явлений, таких как стол, красный цвет, пища и т. д. Словом все то, что входит в состав опыта повседневности.
Такое придирчивое отношение к привычным вещам можно счесть помешательством. Ну, например, для обыденного сознания предложение «этот дом красный» будет означать, что дом красного цвета, что материал, из которого он построен, красный либо по своей природе, либо выкрашен в красный. А вот для феноменологического сознания «красный» – это предметная сущность, взятая не как цвет дома, находящийся здесь и сейчас, а как некий вечный образец, частным случаем которого является этот наблюдаемый мною «красный дом». То есть, для обыденного сознания с его естественной установкой «красный» – это цвет данного дома, и он воспринимается в конкретных нюансах: перепадах освещённости, светотени, насыщенности или блеклости и т. п. А вот для феноменолога красный – это не физическая характеристика вещи, а чистая смысловая сущность как таковая, существующая вне времени и пространства.
Что значит «чистая смысловая сущность»? Откуда она берется и где находится?
Ответ на этот вопрос и отделяет феноменологию от других философских направлений. Например, Платон на этот вопрос ответил бы так: «она находится в Божественном Разуме, в мире Чистых Идей». Но для Гуссерля, основоположника феноменологии, такой ответ –неоправданное метафизическое гипостазирование (опредмечивание абстракции).
Локк бы на этот вопрос ответил так: «она находится в человеческом разуме, в мире психических процессов». Но для Гуссерля такой ответ – неоправданное психологическое гипостазирование.
Витгенштейн бы сказал, что словосочетание «чистая смысловая сущность» – это неправильное словоупотребление, что нет никакого красного цвета самого по себе, а есть только отдельные красные вещи. Но Гуссерль бы не принял такого утверждения, сославшись на возможность сознания мыслить красный цвет как таковой (как красноту) безотносительно конкретных предметов.
Сам Гуссерль отвечает на этот вопрос так: «Чистая смысловая сущность конституируется самим сознанием». Отличие ответа Гуссерля от Локка заключается в том, что у Локка мышление понимается сугубо психологически, как результат абстрагирования от ощущений, вызываемых воздействием предметов, в то время как Гуссерль полагает сознание независимым от психических процессов (ощущение, восприятие), как способность к чистому смыслоформированию, которая есть исключительно логический (а не психологический) акт. Т
о есть сознание для феноменолога – это не форма отражения мира, не перцептивная (воспринимающая) способность, а деятельность по созданию смысла. Феноменология же выступает своего рода процедурой описания (тематизацией) тех феноменов, с которым имеет дело сознание. Акты, которое совершает сознание, вступая во взаимодействие с миром, представляют собой сложное единство структурных элементов и сущностных взаимосвязей сознания. Само сознание понимается как необратимый, не локализируемый в пространстве поток. Задача феноменологии состоит в попытке как-то ухватить поток сознания с целью его описать, то есть, как-то удержать поток (мысленно «плыть вместе с потоком»), несмотря на его необратимость, в то же время учитывая его относительную упорядоченность, структурированность, позволяющую выделить для анализа его целостные единицы (феномены).
Последовательно описывать структуру сознания и сложную взаимосвязь его слоев в данной заметке не представляется возможным, поскольку такое описание потребует тщательного разъяснения на каждом этапе и может занять сотни страниц. Для тех, кто хочет подробно ознакомиться с положениями феноменологии мы рекомендуем к прочтению труды Эдмунда Гуссерля, в частности его работу «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии».
В рамках данной заметки мы остановимся на проблемах, с которыми столкнулась феноменология и способах, которые предложили феноменологи для их решения.
Как мы уже отмечали выше феноменология исследует то, каким образом предметы представлены в нашем сознании, то есть, ее интересуют способы существования вещей. Понятно, что «камень» и «число пять» относятся к разным категориям и соответственно по-разному существуют в сознании, и детальному описанию этой разницы посвящены многие труды. Однако помимо этого существует комплекс особых феноменов, которые не могут быть описаны традиционными феноменологическими процедурами, поскольку их бытие более специфично, нежели бытие камня или бытие числа пять.
К таковым можно отнести: Другого, Плоть, Событие, Нарратив, Дифферанс, Дар – феномены, про которые нельзя говорить, что они суть предметы и вообще нельзя говорить, что они суть. В этой заметке мы ограничимся 3-мя наиболее проблематичными (с точки зрения философии сознания) феноменами, которые соответственно разрабатывали 3 наиболее видных представителя феноменологической философии.
Эмануэль Левинас: Проблема Другого
Для такого философа феноменологической направленности как Эммануэль Левинас центральным, основополагающим понятием является Другой, которое он трактует как радикальную неконвертируемую инаковость. Для прояснения приведем такой пример: представьте, что есть человек и есть хлеб. Хлеб для человека есть иное, чем он сам. Но когда человек съедает хлеб, он превращает иное в тождественное, он делает хлеб своим (усваивает), частью себя. Так вот Другой – это иное, которое не может стать своим, и потому его невозможно описывать в терминах собственного сознания. Как пишет сам Левинас: «Другой, поскольку он другой, не просто – «alterego», он есть то, что я не есмь». Отношения с Другим строятся не по принципу подчинения части целому (как в случае с хлебом, где хлеб становится частью человека как целого) а по принципу «отношения без отношения», в котором нет господства/подчинения, отчуждения/присвоения, но есть сохранение несводимой уникальности индивидов. То есть, вместо тотальности (всеобщности), основанной на единстве, имеет место плюральность (разнокачественная множественность), основанная на согласии. Сложность тематизации фигуры Другого заключается не только в том, что он всегда радикально иной по отношению к моему сознанию, но и в том, что Другой сам есть носитель сознания, которое также способно тематизировать феномены. Следовательно трудность состоит в том, что феномен, способный тематизировать, не может быть тематизирован как феномен. Если упрощать, можно сказать так: легко описать яблоко, гораздо труднее описать человека, описывающего яблоко.
Морис Мерло-Понти: Плоть Мира
Также особая феноменологическая проблематика разворачивается через феномен телесноcти, поскольку именно тело является проводником Другого в мир и именно через него Другой явлен моему сознанию. Примечательны в этом отношении работы философа-феноменолога Мориса Мерло-Понти. Он детально разрабатывает понятие «плоти», которое понимает как то, что предшествует опыту, а следовательно, и восприятию. То есть, до любого акта интенциональной перцепции (сознательного восприятия), человек имеет дело со смутной целостностью, в которой все существует вместе.
Методы познания и доказательства, изобретаемые мышлением, уже присутствуют в этой целостности, и этой целостностью выступает человеческое тело в качестве плоти. Собственное тело не принадлежит полностью «я» – оно в равной мере принадлежит и внешнему миру; тело – это пробел в плоти мира, но не разрывающий бытийную ткань, а скрепляющий ее. Изначальный контакт человека с миром есть одновременное приятие мира человеком и человека миром; этот слой опыта не логико-гносеологический, а бытийный, онтологический. Он предшествует любому феноменальному восприятию и потому также не может быть тематизирован (описан) через процедуры сознания, так как сам является предпосылкой, изначальным условием возможности осуществления этих процедур.
Вообще феноменология тела (телесности) – это одна из отличительных черт современной философии. В классической философии тело понималось либо как орагнизм, либо как механизм, физический носитель разума, темница души, сосуд духа и т. д. В современной феноменологии тело трактуется как особый феномен, который фиксирует до-индивидуальный онтологический модус человека, другими словами, феноменология тела показывает как бытийствует человек в качестве человека (а не только биологического организма) до возникновения у него способности отличать себя от других (сознания).
Поль Рикер: Нарративная Идентичность
Большой интерес также представляет феномен нарративной идентичности, которым занимался выдающийся философ Поль Рикер. Он утверждал, что сознание воспринимает мир не в чистом акте созерцания, но всегда будучи нагруженным контекстуальными значениями той культуры, внутри которой оно сформировалось. То есть, между миром и сознанием находятся тексты, произведения культурной среды, которые выступают в качестве опосредующих реальность практик. Коротко говоря, сознание не воспринимает, а интерпретирует. Потому что оно всегда есть сознание человека, принадлежащего конкретной исторической эпохе с присущими только ей способами понимания реальности. Согласно Рикеру человека как такового определяют четыре существенные черты: 1) способность говорить, вступать в общение с другими посредством языка; 2) способность участвовать в ходе событий посредством действий и прокладывать свой путь в окружающем мире; 3) способность быть субъектом собственной деятельности, за которую он несет ответственность; 4) умение повествовать о своей жизни и тем самым формировать собственную идентичность.
Способность не просто жить, но еще и рассказывать о своей жизни (рассказывать свою жизнь) трактовалась Рикером как особая форма существования человека. Новизна рикёровской концепции нарративной идентичности состояла в диалектичности решения проблемы соотношения тождества и самости. Проблема ставилась так: каким образом сохраняется целостность человеческого Я, даже несмотря на то, что человек меняется: растет, взрослеет, стареет и т. д.? Традиционно существовала два варианта ответа.
1.Теория самости. Человеческое Я представляет собой Самость, некую неизменную изначальную сущность. А любые изменения — это лишь изменения качеств этой сущности, но не самой сущности. Например, чай может быть горячим или холодным, но это все равно чай. Конкретный человек может заболеть, лишиться конечностей, поглупеть, но он все равно останется собой. Его самость не изменится оттого, что изменились его качества. При этом Самость понимается как то, что существует до рождения самого человека.
2.Теория тождественности. Я сохраняется, потому что человеческое сознание логически фиксирует самотождественность производимых им актов. Например, я смотрю на левую руку, потом я смотрю на правую руку, при этом я понимаю, что один и тот же человек смотрел сначала на левую, потом на правую руки (и это был я). В нейрофизиологическом варианте тождественность определяется как функция памяти. Не будет памяти, не будет цельного "Я", не будет понимания, что один и тот же "Я" смотрел на свои руки.
Рикер предлагает свой вариант. Он считал, что человек обретает идентичность посредством повествовательной деятельности, рассказывая о себе и о своей жизни. «На протяжении всей рассказанной истории, с присущими ей единством и целостностью (целое, по Аристотелю, "есть то, что имеет начало, середину и конец"), персонаж сохраняет свою идентичность, которая согласуется с идентичностью рассказанной истории», – пишет Рикер. Таким образом, благодаря повествованию человек осуществляет самопознание, познавая себя не непосредственно, а исключительно опосредованно, через знаки, с помощью которых формируется его повествование. В повествовании осуществляется интерпретация самости.
При этом в своём повествовании человек должен быть способен описать самого себя в третьем лице. Жизненная история подводит нас, по мнению Рикера, к двоякому пониманию идентичности. С одной стороны, это ощущение идентичности (тождественности) с самим собой, с другой стороны, осознание собственной идентичности как «ТОГО ЖЕ САМОГО», то есть неизменного (самостного). Человек склонен часто именно к такому восприятию своей идентичности: то есть он сам – себе подобный, сам с собой сходный, сам себе аналогичный в любой момент времени. Но каким образом можно оставаться максимально возможно подобным самому себе, вопрошает Рикер, если не содержать в себе «некую незыблемую основу, неподверженную временным изменениям»?
P.S. Разумеется, этот краткий поверхностный обзор не претендует на полноценное изложение феноменологической проблематики. Его цель иная - заинтересовать читателя в самостоятельном (более глубоком и детальном) изучении феноменологии.