Образование

«Интертекст»: О где же ты, интеллигент? Три взгляда на сущность интеллигенции

Общественное сознание давно привыкло использовать социальную дихотомию «интеллигент/рабочий». Как и всякое клише слово «интеллигент» используется нами автоматически, не вызывая особых семантических затруднений. Concepture предлагает выяснить, какое значение вкладывали в это слово рефлексирующие умы.
«Интертекст»: О где же ты, интеллигент? Три взгляда на сущность интеллигенции

Все мы родом из Ренессанса

Слово «интеллигенция», как правило, употребляют в двух смыслах. Как специфический философский термин, означающий «самосознание» (например, интеллигенция у Шеллинга, трактуемая им как созидающее созерцание природы и субъекта), и как общепринятое обозначение определенного социального класса, занимающегося умственным трудом (учителя, инженеры, врачи).

Нужно сказать, что такой социальный класс возник еще в эпоху Ренессанса, но тогда он именовался по-другому. Речь идет о сословии свободных горожан, занимавшихся ремесленным трудом.

Чтобы объяснить появление интеллигенции как отдельной прослойки феодального европейского общества, необходимо совершить краткий исторический экскурс. Дело в том, что европейским монархам первым пришло в голову предоставить высокую степень свободы деятельности крестьянам.

Земельный надел предоставлялся им в распоряжение в качестве частной собственности. Крестьяне пользовались землей по своему усмотрению, но при этом были обязаны постоянно выплачивать определенный налог, гарантировавший им защиту со стороны государства как от внешнего, так и от внутреннего врага.  

Этот, вне всякого сомнения, исторический сдвиг был обусловлен экономическими причинами (привет дедушке Марксу). Практика показала, что гораздо выгоднее было освобождать крестьянина от его крепостной зависимости и делать его одновременно как работником, так и владетелем средств производства.

Именно на этой почве вырастает городская культура, противоположная культуре монастыря, замка, закрепощенного села и армии, обслуживающей феодальную систему. В этом смысле городской работник стал зависеть только от самого себя. Он жил своим собственным трудом и торговлей, причем его труд ограничивался рамками ремесла, т.е. такого производства, когда он создает весь свой продукт с начала и до конца собственными руками. Этот класс свободных горожан, получивших независимость от феодала и обретших самостоятельность своего сущестования в период позднего Средневековья, собственно, и стал тем фундаментом, на котором было построено здание культуры Ренессанса. Этот класс и был первой интеллигенцией в социальном значении этого термина.   

Здесь может возникнуть легкое недоразумение. Обычно интеллигенцией мы называем людей творческих профессий. А свободные горожане, о которых шла речь, были ремесленниками. Это кажущееся противоречие устраняется ссылкой на историческую трансформацию человеческой практики и, соответственно, связанного с ней ряда понятий. Это сегодня под словом «ремесло» мы подразумеваем нечто рутинное и механическое, изготавливаемое по лекалам.

В эпоху Возрождения же под ремесленником понимался человек, сочетавший в себе одновременно 2 начала: мастеровое и художественное. В то время ремесленник понимался как «мастер» (opifex) и «художник» (artifex). Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на продукты труда ремесленников эпохи Ренессанса. Большинство из них представляют собой не только предметы бытового обихода, но и безукоризненные с эстетической точки зрения произведения искусства.  

Три точки зрения

Сегодня в силу усложнения социальных структур и связей, термин «интеллигенция» утратил свою былую однозначность. Неясность и неотрефлексированность этого слова скрывается частотностью его употребления. Для большинства говорящих это слово вроде как само собой разумеется. В действительности же это совсем не так, и даже в среде теоретиков нет единого способа понимания сущности этого явления.

Мы предлагаем ознакомиться со взглядами трех видных гуманитарных мыслителей, чтобы хоть как-то прояснить для себя смысл расхожего понятия «интеллигенция».

Самое очевидное определение, которое можно дать, звучит так: интеллигенция – это люди, обладающие качеством интеллигентности. Но что такое интеллигентность? Тут-то и начинается самое сложное. И за прояснением этой сложности нам и следует обратиться к выдающимся теоретикам

Особая идеология как жизнь личности. Интеллигентность по А.Ф.Лосеву

Лосев сразу опровергает расхожий стереотип об интеллигентности как о начитанности и вежливости, утверждая, что интеллигентность не есть ни большое количество накопленных знаний, ни даже владение профессиональной специализацией. Интеллигентность также не есть ни участие в культурном прогрессе, ни положительное моральное поведение, ни тем более исторические или социальное происхождение. Все перечисленное, по Лосеву, является способами выражения интеллигентности, но не самой интеллигентностью.

Интеллигентность же, в первую очередь, есть жизнь той или иной личности, или, если говорить более научно, интеллигенция есть функция личности. Личность же есть индивидуальная система природных, общественных и исторических отношений.

Как функция, интеллигентность возникает у личности в связи с конкретной идеологией. Когда говорят об интеллигентности, перечисляют, как правило, лишь частные признаки этой идеологии, такие как: внимательность к другим людям, бескорыстность, богатый внутренний мир, духовное благородство и т.д. При всей правильности этих характеристик они лишены необходимой для целостного определения обобщенности. Если же обобщенно говорить об идеологии интеллигентности, можно сказать, что она состоит в достижении общечеловеческого благоденствия путем активного преобразования несовершенной действительности.

Суммируя отдельные этапы определения понятия «интеллигентности», Лосев формулирует свою окончательную дефиницию. По Лосеву, интеллигентность есть индивидуальная жизнь или функция личности, понимаемой как сгусток природно-общественно-исторических отношений, идеологически живущая ради целей общечеловеческого благоденствия, не созерцательно относящаяся к жизни, а активно переделывающая ее несовершенства и потому повелительно требующая от человека актуального подвига для преодоления этих несовершенств.

Таким образом, если строго следовать критериям Лосева, из интеллигенции можно смело вычеркнуть имена всех мизантропов, пессимистов, квиетистов, постгуманистов и многих других, даже при том, что эти люди интеллектуально одарены и занимаются творческим делом.

Будь добрым, умным и креативным. Интеллигентность по А.В. Соколову

Формула интеллигентности, которую предлагает советский философ Соколов, менее претенциозна чем формула Лосева, но в то же время она и менее определенна. Потому что под те формальные критерии, которые выдвигает Соколов, может подойти самое разнообразное содержание.

Итак, по Соколову, интеллигентность = самоопределение+эрудиция+творческая способность.

Самоопределение есть морально-этическая зрелость человека, осознание им общечеловеческого нравственного закона (знать бы еще какого!).

Эрудиция есть разностороння образованность, а также глубокие основательные познания в какой-то конкретной области.

Творческая способность есть способность создавать новые культурные ценности, зиждущаяся на критической оценке и усовершенствовании ценностей прежних.  

В итоге, интеллигентный человек есть нравственный, умный малый, споспешествующий развитию культуры. Словом, если смотреть по-лосевски, характеристики Соколова обозначают только выражения интеллигентности, но не интеллигентность как таковую.

Как тебе не стыдно?! Интеллигентность по Ю.М.Лотману

Как семиотик, Лотман не интересуется субстанциальными причинами интеллигентности. Ему вполне хватает знакового психологического проявления в поведении человека, чтобы определить, является он интеллигентным или нет.

Критерий различения Лотмана весьма прост. Интеллигентом движет чувство стыда, а не интеллигентом – чувство страха.

Стыд – это некое чувство, связанное с этическими запретами. Человек в силу своих физических возможностей что-то может сделать: например, может побить ребёнка – он сильнее, крепкий мужчина может ударить женщину, человек может пустить сплетню, но он этого не делает. Почему? Потому что ему стыдно.

Стыд Лотман тоже определяет семиотически-функционально, как этическое нежелание совершать действие при физической возможности совершить действие. Лотман пишет: «Я не хожу по потолку, и от этого мне не стыдно, потому что я этого не могу делать. Когда же я что-то могу сделать и не совершаю этого, хотя это мне выгодно, хотя это, может быть, мне принесёт удовольствие, но – возникает запрет (социальный, культурный): я не делаю, потому что стыдно».

Неинтеллигентный человек, по Лотману, руководствуется чувством страха. Он не делает что-то, потому что боится, как правило, наказания. Лотман приводит пример психологии неинтеллигентного человека: «Вот я бы ударил этого противного ребёнка, но боюсь, что милиционер окажется рядом, или боюсь, что его отец ударит меня ещё больнее».

В сущности, интеллигентность, по Лотману, есть способность к самоограничению. Интеллигентный человек не нарушает закон и не совершает злодеяния не потому что опасается возмездия, а потому что считает это чем-то противоестественным своему существу. Стыд – это чувство свободного человека, а страх – это чувство раба. И то и другое принадлежит к этическим чувствам, к сфере запретов. Но страх – это принудительный запрет, внешний, а стыд – это добровольный запрет.

Здесь можно вспомнить ответ древнегреческого философа Аристиппа, который он дал на вопрос «Чем философ отличается от простого человека?». Аристипп ответил так: «Философ не будет нарушать закон, даже когда закон отменят». Лотман мог бы перифразировать Аристиппа и сказать: «Интеллигент не будет нарушать закон, даже когда закон отменят».

Но в то же время есть разница. Философа, в отличие от интеллигента в лотмановском понимании, не тянет в область морального самоистязания. Лотман отмечает, что «когда люди привилегированных классов поднимаются до уровня высокой интеллигентности и понимают, что они ведут жизнь не такую, какая удовлетворяла бы их умственному и нравственному уровню, им делается стыдно. Их существование направляется чувством вины, вины перед теми, кто их кормит, вины перед историей, перед страной, перед самим собой». Философ бы не стал испытывать чувство вины.

Успешному сытому Лотману легко было рассуждать о чувстве вины перед народом как черте интеллигенции. Но обратимся к словам другого интеллигента Варлама Шаламова, который писал:

«И пусть мне не "поют” о народе. Не “поют” о крестьянстве. Я знаю, что это такое. Пусть аферисты и дельцы не поют, что интеллигенция перед кем-то виновата. Интеллигенция ни перед кем не виновата. Дело обстоит как раз наоборот. Народ, если такое понятие существует, в неоплатном долгу перед своей интеллигенцией».

Рекомендуем:
  1. Н.Бердяев «Философская истина и интеллигентская правда».
  2. Иванов-Разумник «Что такое интеллигенция?».