«Интертекст»: Интеллектуалы и интеллигенты. Две модели соотношения понятий
Интеллектуалы, интеллигенция и просвещение
В связи с целым рядом событий в общественной жизни России, с новой силой зазвучали речи об интеллигенции и ее нравственных обязательствах. Продолжающаяся реформа образования и необходимость модернизации многих сфер жизни обостряет вопрос о том, кто же может взять на себя задачу по формированию новых целей и ценностей. В то же время отечественная общественность не забывает и о своей критической функции, состоящей в моральной оценке и критике как власти, так и самой себя.
Особенно ярко это проявилось в отношении так называемой культурной интеллигенции, которая, впрочем, в высказываниях порой изрядно путала критику с оговором, а защиту справедливости – с выгораживанием «своих». Даже самая грубая цензура со стороны властей не придает ореола непогрешимости пострадавшим от нее, да и от людей культуры хотелось бы услышать что-то более умеренное, нежели проповедь.
В то же время именно в этой среде озвучены действительно актуальные вопросы о том, какую роль в нашей стране сегодня играют интеллектуалы, интеллигенция и Просвещение вообще. Собственно, о сложном взаимном сосуществовании этих понятий хотелось бы сказать пару слов.
«Интеллигенция» как проблема
Как замечали многие, жесткое разделение и даже противопоставление этих понятий – отличительная черта русской культуры. Термин «интеллигенция» введен в обиход русским публицистом Петром Дмитриевичем Боборыкиным, а потому в другие языки он вошел с чисто русской фонетикой (intelligentsia).
Впрочем, сам термин очень старый и часто использовался в самых разных смыслах, в т. ч. в философских (например, у неоплатоников). И хотя первоначально под этим словом Боборыкин понимал только представителей «высокой умственной и этической культуры» [в отличие от любых «работников умственного труда» – прим.автора], к началу ХХ века оно обросло огромным количеством коннотаций. Благодаря рассуждениям западников и почвенников, народников и либералов, консерваторов и радикалов наиболее характерными стали два дополнительных смысла – забота о народе и высокая нравственность.
Западные теоретики (Шпенглер, Поппер, Фуко, Адорно и др.) если обращались к тематизации особых задач умного и образованного человека, то описывали прежде всего «интеллектуала», способного отделить себя от конкретно-исторических дисциплинарных и идеологических предпосылок своего мышления. У нас подобный мотив гораздо чаще звучит в связи со словом «интеллигенция», с практически неизменным добавлением морального измерения этой дистанции. Более того, сами эти понятия по своему содержанию весьма подвижны, в том числе и потому, что нередко выступают в роли оценочных категорий, а не описательных.
Огромное количество высказываний на тему интеллигенции (начиная от веховцев, статей Елпатьевского С. Я, Иванова-Разумника Р. В. и до выступлений Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана и идей братьев Стругацких) как будто бы спорят с кем-то, раз за разом доказывая, что «интеллигент» есть нечто большее, чем просто человек с образованием. Поскольку редко кто придерживался иной позиции, приходится констатировать, что спорили они прежде всего с реальностью.
Однако попытки нормировать это понятие или обрисовать идеал не дают конкретных критериев, а потому часто оборачиваются самоиндульгенцией со стороны тех, кто себя причисляет к интеллигенции. Кроме того, сама идея некоторого объединения между теми, кому предписано быть свободным и независимым, весьма проблематична. Вот, например, высказывание академика Лихачева:
Основной принцип интеллигентности — интеллектуальная свобода, — свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли...
В реальности человек, следующий своей мысли, часто оказывается неудобен, некорректен и даже невыносим. Тот, кто ориентирован только своей совестью и мыслью, скорее будет похож на асоциального бунтаря или затворника, вроде Эмиля Мишеля Чорана, а отнюдь не на вежливого и обходительного интеллигента со страниц книг. К этому стоит добавить и тот факт, что вопросы нравственности в профессиональном аспекте тесно пересекаются в вопросами солидарности и социальности. И они требуют не только нормирования, но и адекватного изучения.
Поэтому стоит научиться различать контекст использования этих понятий. В силу ряда причин, как исторических изменений ситуации в России, так и теоретических наработок социальной философии ХХ века, сегодня соотношение «интеллектуалов» и «интеллигентов» в дискурсе крайне парадоксально. По сути, есть две перспективы, слабо пересекающиеся и порой противоречащие друг другу.
Первая – это использование данных терминов для описания социальной группы.
Вторая – для обозначения индивидуальной установки в отношении культуры и государства.
Причем в первом случае стоит максимально дистанцироваться от морально-нравственного звучания этих слов, во втором же оно вполне допустимо.
Интеллектуал и интеллигент: Социальные группы
Если речь идет о социальных группах, их этосе и чертах, то здесь практически ничего не изменилось со времен «Вех» [полное название «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции», 1909 г. – прим.автора]. Интеллектуалы – это те, кто создает культуру, интеллигенты – те, кто ее репродуцирует и несет в массы. В такой оптике интеллектуала определяют два важных фактора. Первый – наличие хорошего образования и таланта, позволяющего творить, развивать, рефлексировать.
Второй (не менее важный) – наличие социальных условий, дающих определенный уровень свободы, как чисто бытовой, так и творческой. Интеллектуал – это не просто талант, но талант, уже занявший относительно высокое место в социуме, что позволяет ему говорить свободно и быть услышанным (быть признанным, печататься и т. д.).
Увы, авторы «Вех» не смогли или не захотели отрефлексировать этот второй фактор. Все попытки прицепить сюда нравственную позу выглядят весьма искусственно: легко быть фрондёром при наличии социальных гарантий. Напротив, интеллигент – это тот, кто подобной свободой не обладает, а порой и значительно ограничен, особенно в быту. Кроме того, ему может не хватать образования, талантов или того и другого. Последнее связанно еще и с тем, что в России значительная часть хорошо образованных и талантливых людей вымывается из провинции, в итоге попадая в столицы или уезжая за границу [ситуации начала ХХ и ХХI веков в этом очень схожи – прим. автора].
Однако полезно помнить и другую ошибку «веховцев» и ни в кое случае не разрывать связь между этими группами. Опосредующая роль интеллигенции в передаче культуры до сих пор незаменима. Да, с точки зрения интеллектуала российский интеллигент очень часто не дотягивает до каких-то стандартов. Более того, нередко нравы и быт интеллигенции ужасны: и сегодня там порой царят кумовство, недемократичность, снобизм и высокомерие (к простым людям), склоки и скандалы на сексуально-финансовой почве, подсиживание и доносительство и т. д. и т. п.
Что уж говорить о цеховой солидарности, для многих гуманитариев попросту отсутствующей. Многие люди этого этоса не живут, а борятся за существование, поэтому практически любой из нас может вспомнить примеры интеллигента, который выглядит подобно социальным низам или пренебрегает в работе этическими, профессиональными и другими ограничениями.
И все же критика в их адрес должна быть доброжелательной и умеренной, с пониманием тяжелых обстоятельств, в которых живет отечественная интеллигенция [во времена «Вех» – это земские врачи, инженеры, учителя гимназий, агрономы и т. д., сейчас – практически то же самое, «бюджетники» – прим.автора]. Желание форсировать события и достичь скорых изменений – это то, чем одинаково грешат и интеллектуалы – в отношении интеллигенции, и интеллигенция – в отношении просвещаемых масс.
Однако быстро – это еще и дорого, плюс не всегда качественно. И поскольку ресурсов на это мало или вообще нет, то лучше скромные успехи, чем постоянные откаты назад. Тем более в начале ХХI века, когда Просвещение больше не способно одерживать блистательные победы в сфере массмедиа.
Интеллектуал и интеллигент: Жизненная позиция
Если же мы говорим о личной позиции человека с высшим образованием, то сегодня отношения между «интеллектуалом» и «интеллигентом» скорее горизонтальные, чем вертикальные. Интеллигент ближе к полюсу критики всякой идеологии и существующего социально-политического строя, интеллектуал – напротив, скорее конформист, выполняющий свои функции без жестов и ритуалов дистанцирования к власти и строю.
По сути, первое понятие до сих пор сохраняет либерально-левацкий флёр, второе же в силу нейтральности больше приветствуется правыми, а также центристами и популистами. Хотя с понятием «левого» и «правого» в российском дискурсе тоже всё запутано.
Стоит заметить, что в идеале и те, и другие обладают критической рефлексией и аргументацией своей позиции. Там, где первые видят сотрудничество на благо власть имущих, вторые постулируют работу на благо общества, без которой будут те же власть имущие, но гораздо худшие условия для остальных. В реальности, увы, оппозиционность многих интеллигентов быстро превращается в выхолощенный ритуал, а конформизм интеллектуала – в систематический отказ видеть идеологическую детерминацию собственных (якобы чисто профессиональных) решений.
Инструментальная рациональность [термин Вебера, взятый на вооружение Адорно и Хоркхаймером – прим.автора] в принципе неплохо объясняет, почему сегодня мы больше не можем отождествлять любой интеллект с нравственностью и ответственностью. Интеллектуал, делающий свое дело, запросто переходит в позицию «а чё такого?» – это чревато использованием разума ради любой, даже ужасной цели, что и показали авторы в «Диалектике Просвещения».
В то же время позиция интеллигента, озабоченного именно моральной стороной происходящего, увы, легко поддается передержкам и крайностям. Увлекаясь своей борьбой и своими идеалами, интеллигент забывает о реальности, а значит, и об обществе. Поэтому одна крайность – позиция «гори оно всё огнем» (а мир несовершенен, потому всегда даст повод к недовольству), а другая — «к черту подробности» (идеалы, живущие на бумаге, просты и понятны, реальность сложна и требует компромиссов).
И то и другое слабо соотносится с ответственностью, о которой так любит говорить интеллигент. Иными словами, цинизм и отчуждение в наше время присущи всему образованному классу и даже больше именно белым воротничкам, а это ведет к размыванию любых ссылок на связь блага и разума хоть со стороны левого, хоть со стороны правого дискурсов.
Несложно заметить и то, что многие упорно желают видеть в интеллектуале-интеллигенте не конкретику социальных условий, а своего рода нравственный идеал. Идеалы без сомнения нужны в ситуациях кризиса и неопределенности. Возможно поэтому сегодня выходят целые сборники по данной тематике, в точности так же как и в первые 20 лет ХХ столетия. Однако ни идеалы, ни люди, вдруг захотевшие им соответствовать (и способные сделать это) не заводятся из ничего. И это вызывает наибольшие сомнения: легко требовать от других, труднее – признавать реальные ограничения, и еще труднее – соответствовать самому.
Подавляющее большинство российских интеллектуалов до сих пор лишь на словах озабочены своим самосовершенствованием. При этом мало кто идет в психотерапию, немногие способны пойти вразрез мнения «своей группы», да и авторитаризм с коррупцией часты в образовательных, культурных и других учреждениях.
Добавьте к этому интеллектуальный консерватизм, увы, привычный для большинства пожилых ученых и предавателей. Так что избыток моральной риторики вокруг темы интеллигенции – это всё та же идеология. И призвана она скрыть реалии, в которых значительная часть интеллектуального класса не востребована, лишена серьезной поддержки, а потому и вызывает недоверие у части властей и элит.
Более того, в ряде случаев и сама интеллигенция не отличается способностью отвечать на вызовы современности, а порой и занимается не своим делом (например, отрабатывает откровенную «заказуху» в борьбе элит). Обеспокоенность части общества контр-просвещенческими процессами, например, в школьном образовании – без сомнения важна, кто-то должен открыто говорить об этом. Но распознавать симптомы бессмысленно, если вы не хотите или не можете добраться до их причин.
Поэтому мне кажется, что прежде чем выстраивать идеалы и требования, обществу нужно адекватно и четко увидеть сложившуюся реальность: этос, интересы и формирующие механизмы разных социальных групп образованного класса. А для этого необходима качественная работа социологов и философов, без мифологизации образа «интеллигента». Увы, определенная часть и интеллигентов, и интеллектуалов (в т. ч. в науке) не заинтересованы в этом.
Одни – потому что самокритика это довольно трудно и неприятно, другие – потому что фактическое знание несет прямую угрозу их интересам и некоторым привилегиям. И на Западе попытки деконструировать тот или иной социальный тип интеллектуала [например, в работах Пьера Бурдье, Мишеля Фуко, Бруно Латура – прим.автора] вызывали серьезное сопротивление, а у нас тем более.
Наверное, кто-то, в том числе сами социологи, со мной не согласятся, но за последние 10 лет у многих выработалось стойкое ощущение, что отечественная социология проглядела все серьезные изменения в обществе. А существующие описательные модели попросту нерелевантны.
Кто именно защищает Просвещение сегодня? Как его понимает и как именно защищает? По этим вопросам пока нет ни социологических исследований, ни глубоких размышлений от социальной философии. Так что пока мы рассказываем друг другу социологические сказки и до хрипоты дискутируем о нравственном облике человека, причастного Просвещению. Многие похоже даже не заметили, насколько проблематичен сегодня дискурс Просвещения.
Честный и детальный разбор этого проекта, предпринятый Петером Слотердайком в «Критике цинического разума», так и не стал настольной книгой интеллектуалов. Никто никаких выводов делать не захотел. И пока нам грозят лишь очередные витки повторения.
В статье использованы иллюстрации Patrick Bremer
- Михаил Гаспаров – Интеллектуалы, интеллигенты, интеллигентность
- Борис Успенский – Русская интеллигенция как специфический феномен русской культуры