Образование

«Теории»: Функционирование и развитие науки. Концепция научных революций Томаса Куна

Нам довелось жить в удивительный период популяризации науки, когда эта сфера познания приобрела авторитет не только в кампусах, на симпозиумах и в лабораториях, но и у людей, напрямую с ней не связанных. Наука приблизилась к повседневной жизни отдельного человека, в частности, посредством такого явления, как научпоп. Но несмотря на возросший интерес, вопрос о структуре и внутреннем функционировании науки незаслуженно ускользнул от массового внимания. Concepture берется устранить эту несправедливость. Для этого мы разберем воззрения и теории, пожалуй, наиболее авторитетного философа науки ХХ века – Томаса Куна.
«Теории»: Функционирование и развитие науки. Концепция научных революций Томаса Куна

Вступление

При оценке влияния, которое Кун оказал на философию науки, может показаться, что возникновению его теорий способствовал какой-нибудь научный или даже социальный кризис. На самом деле ситуация была иной. Томас Кун обнаружил проблему, связанную с убеждением, которое его современникам казалось настолько само собой разумеющимся, что мало кому приходило в голову поставить его под сомнение.

Речь идет о кумулятивной модели развития науки, предполагающей непрерывный процесс накопления знания, где каждое новое открытие оказывается последовательным, совершенствующим и опирающимся на предыдущие. На первый взгляд, всё логично. Причем настолько, что большинству людей иного взгляда и не требуется. Как покажет Кун, во многом именно на интуитивном ощущении правильности и держится эта модель.

Томаса Куна увлекали история и философия науки ещё со студенческих времен. Благодаря своему интересу он и заметил расхождение между привычным пониманием развития науки и тем, какую картину давал исторический анализ. Заинтересованность в тематике и найденная несостыковка популярного мнения с действительностью (есть мнение, что ещё и госзаказ) и стали причинами исследований Томаса Куна, приведшими в итоге к изданию «Структуры научных революций» в 1962 году.

Анализируя историю науки, Кун заметил, что преемственность научного знания в большинстве случаев скорее кажущаяся, чем действительная. Если наука и стремится к новому знанию и прогрессу, то отдельный учёный – отнюдь не всегда.

Итогом работы Куна стала теория смены парадигм посредством научных революций. Она оказала значительное влияние на философию науки, а введённые Куном термины разошлись далеко за рамки его дисциплины. О той же «парадигме» читатель несомненно слышал, и не раз. Что ж, пришло время узнать о ней больше.

Что из себя представляет наука

Чтобы выстроить модель развития науки, Кун вводит дихотомию нормальной и экстраординарной науки. Сейчас нас интересует первая. В нормальном состоянии наука пребывает большую часть времени и, по сути, это то, какой мы привыкли её видеть, воспринимая научное знание посредством учебников, научно-популярных источников или академических лекций.

Нормальная наука характеризуется тем, что существует в рамках определенной парадигмы, которая определяет набор потенциально разрешаемых проблем и практик, считающихся научными. На разработку возможностей парадигмы и направлены основные исследования.

Парадигма же определяется как совокупность признанных на определенном этапе научных достижений, знаний и методов, формирующих для современников-ученых модель постановки проблем и дающих примеры их решения. Парадигме соответствует дисциплинарная матрица – определённый набор общих суждений, оценок, обобщений, ценностей, консенсусных вопросов, характерных для научного сообщества.

Тут мы сталкиваемся с первым и, возможно, самым распространенным заблуждением о науке, как о деятельности, направленной на изучение реальности и природы. На самом деле, утверждает Томас Кун, наука изучает вовсе не окружающий нас мир, а лишь часть реальности, схваченной парадигмой. Несмотря на это, нередко из этой части выводится некий образ всей действительности.

Иными словами, если наука и изучает реальность и природу, то только в том смысле, который придается этим понятиям в рамках научной парадигмы. Всё остальное автоматически считается паранаукой или не-наукой вообще.

Довольно интересно, что из этого можно сделать два полярных вывода. Первый – авторский и экстерналистский – о том, что теории возникают из внешней среды, причем не столько из природы, сколько из социума. Второй – интерналистский – о том, что не реальность образует теории, а теории образуют себя в реальности. Сам Кун ненароком дает почву для второго варианта, акцентируя внимание на том, что «существование парадигмы заведомо предполагает, что проблема разрешима».

Налицо картина структуры науки, прямо противоречащая расхожему взгляду. По версии Куна, нормальная наука – это замкнутая система мысли, единственная цель которой доказать, что определенное решение проблемы и определенный научный взгляд является верным

Для наглядности это можно представить как математическое уравнение, верность решения которого гарантировано только соблюдением набора правил его составления.   

Однако ничего страшного в таком функционировании науки нет, особенно ввиду того, что до определенной меры разработка парадигмы полезна. Естественные ограничения нормальной науки с одной стороны создают фундамент для более глубоких исследований, но с другой – исключают из поля зрения ученых некоторые проблемы и, по большому счету, некоторую часть действительности.

В похожем русле мыслили Плотин, Кант и Эддингтон. Схоже науку объяснял Фуко.  Он говорил о ней как о решетке, которая накладывается лишь на определенную часть мироздания и познаёт её в рамках своего же наложения. В исторической перспективе это превращалось в теорию об эпистемах, крайне похожую на куновскую теорию парадигм.

Научная парадигма также имеет и прагматический смысл. Действительно, целесообразнее затрачивать усилия на «работающие» теории. Но, как подмечает Кун, основная проблема в том, что с какого-то момента работоспособность парадигмы обеспечивается лишь усилиями ученых, которые наводят порядок, «втискивая» природу в парадигму и разрешая заведомо решаемые «головоломки». Перед учеными, работающими в русле нормальной науки, не стоит такой задачи, как разработка новых теорий, предсказание и открытие новых явлений.

Кун обнаруживает, что экспериментальная деятельность нормальной науки ограничивается тремя видами исследований: установлением значительных фактов, сопоставлением фактов и разработкой парадигмальных теорий.

«От Тихо Браге до Э. О. Лоренца некоторые ученые завоевали себе репутацию великих не за новизну своих открытий, а за точность, надежность и широту методов, разработанных ими для уточнения ранее известных категорий фактов».

Ограничения подразумевают и некий предел познания. Когда он достигается, не происходит резкого сворачивания исследований, даже наоборот. Кун отмечает связь между качественной парадигмой и возникновением таких количественных законов, как закон Бойля, закон электрического притяжения Кулона, формула Джоуля.

«Фактически между качественной парадигмой и количественным законом существует столь общая и тесная связь, что после Галилея такие законы часто верно угадывались с помощью парадигмы за много лет до того, как были созданы приборы для их экспериментального обнаружения».

Возникает интересная ситуация – всё больше исследований оказываются направленными на подтверждение правоты парадигмы, но при этом она всё еще игнорирует ряд проблем.

Кун уделяет особое внимание научной практике, которая, с одной стороны, детерминирована парадигмой, но с другой – именно она является камнем преткновения, после которого начинаются парадигмальные сбои.  

«Например, если студент, изучающий динамику Ньютона, когда-либо откроет для себя значение терминов “сила”, “масса”, “пространство” и “время”, то ему помогут в этом не столько неполные, хотя в общем-то полезные, определения в учебниках, сколько наблюдение и применение этих понятий при решении проблем».

Резюмируя, главной задачей и одновременно проблемой нормальной науки Кун видит решение головоломок – задач, имеющих гарантию решаемости в рамках принятой теории.

Когда наука перестает быть нормальной

Рано или поздно нормальная наука сталкивается с аномалиями – проблемами, которые на практике не разрешаются парадигмальными методами или явлениями, выбивающимися из общепринятого подхода. Кун отмечает, что довольно просто игнорировать неразрешимое, пока для исследований существует множество разрешимого.

С развитием парадигмы аномалий как таковых может и не становится больше, важнее то, что накапливаются ситуации столкновения с ними. Таким образом, их становится все труднее игнорировать. Получается, что чем более развита парадигма, чем более незыблемыми кажутся её основные положения, тем более чутко она находит аномалии.

Складывается неоднозначная ситуация, в которой, с одной стороны, есть явная проблема, а с другой стороны, есть сильное сопротивление со стороны теории, разрешающей множество других проблем. По мнению Куна, такая ситуация крайне полезна для науки в целом, хоть и беспощадна по отношению к психологическому состоянию учёных:

«Гарантируя, что парадигма не будет отброшена слишком легко, сопротивление в то же время гарантирует, что внимание ученых не может быть легко отвлечено и что к изменению парадигмы приведут только аномалии, пронизывающие научное знание до самой сердцевины».

Разумеется, в какой-то момент столкновения с аномалиями приводят к кризису.  Существующие идеи обесцениваются и более не помогают решать головоломки с нужной эффективностью. Данный период характеризуется профессиональной неуверенностью ученых, находящихся на пороге того, чтобы открывать и придумывать новые правила, теории или подходы.

«Философы науки неоднократно показывали, что на одном и том же наборе данных всегда можно возвести более чем один теоретический конструкт».

Тем более, что альтернатива возможна всегда, хоть и прибегают к ней не так часто.   Любая парадигма имеет некоторые вариации, особенно в плане соотношения и иерархии наук.

К примеру, есть молекулярная биология, генетика, морфология и физиология. Какая из указанных наук является наиболее актуальной и главной? Какие являются смежными-вспомогательными? Соотносятся ли они в принципе? К какому фундаментальному направлению они относятся в большей мере: к биологии, антропологии или чему-то еще? Варианты ответов на эти вопросы и являются различными вариантами того, как можно переструктурировать одну и ту же парадигму. Вместе с тем гладких переходов от одной парадигмы к другой не бывает. Кун приравнивает смену научного инструментария к такому же действию в производстве, то есть к крайней мере, возникающей в ситуации острой необходимости.

Модернизация производства происходит не в тот же самый момент, когда появляется новое техническое оснащение, а только когда эффективность старого не позволяет вести конкуренцию. Так же и в науке: на новые теории обращают внимание, когда старые уже не являются гарантом проведения исследований, получения грантов, рабочих мест, востребованности конкретных знаний и образования.

«Достигнув однажды статуса парадигмы, научная теория объявляется недействительной только в том случае, если альтернативный вариант пригоден к тому, чтобы занять её место».

Нередко мы воспринимаем науку как вольное творчество, забывая о том, что исследования и эксперименты – это еще и результат работы людей, нуждающихся в социальных гарантиях, трудоустройстве, достойной оплате в той же мере, что и представители других сфер занятости.

Это приводит к тому, что научное сообщество в ряде случаев ведет себя довольно консервативно. Подтверждает это Кун наблюдением о том, что в истории научного развития не было ни единого процесса опровержения теории сопоставлением с объективными природными явлениями.

Подобная методология – стереотип.  На самом деле для того, чтобы опровергнуть господствующую теорию, нужно что-то большее, чем феноменология (её, как мы знаем, очень легко игнорировать). Нужна новая парадигма и новые парадигмальные теории, которые, в свою очередь, будут сопоставляться и с природой, и друг с другом.

«Есть вторая причина усомниться в том, что ученый отказывается от парадигм вследствие столкновения с аномалиями или контрпримерами. Защитники теории будут изобретать бесчисленные интерпретации и модификации их теорий ad hoc, для того чтобы элиминировать явное противоречие».

Разрешается кризис одним из трех вариантов.

1. Нормальная наука всё-таки находит в себе силы разрешить возникнувшие проблемы и сохранить существующую парадигму.

2. Учёные могут признать проблему неразрешимой и оставить её в наследство будущим поколениям, с расчетом на появление более совершенных методов исследования. В такой ситуации парадигма также сохраняется, но в более уязвимом состоянии. 

3. Возникают новые теории, методологии и подходы, претендующие на место парадигмы, ввиду чего начинается научная революция.

К новой парадигме

Третий вариант разрешения кризиса и представляет для нас интерес. Переход к новой парадигме не является кумулятивным – происходит не расширение старой парадигмы, а построение новой. В первую очередь меняются аксиоматика и элементарные теоретические обобщения.

К этому прилагается изменение методов и способов решения проблем. Даже одно и то же понятие трактуется совершенно по-другому. Например, в классической физике масса – это вещественная мера предмета, понятная через формулу Ньютона F=ma, в неклассической физике – скорее одна из потенций энергии, понимаемая через эйнштейновское E=mc2.

Переходный период повышает конкуренцию ученых, заставляет их опробовать новые подходы. Ощущение недовольства в научном сообществе заставляет ученых обращаться к философии и смежным дисциплинам.

Новые теории, претендующие на разрешение кризиса, характеризуются совпадением разрешаемых проблем со старыми – но, как очевидно, не полным, ведь претенденты предлагают еще и разрешение аномалий. Несовпадения оказываются выигрышной чертой новой парадигмы, в то время как совпадения нужны для того, чтобы показать, что она не хуже. На фоне чего Кун дает весьма любопытную характеристику тем, кто обычно провоцирует смену парадигм:

«Почти всегда люди, которые успешно осуществляют фундаментальную разработку новой парадигмы, были либо очень молодыми, либо новичками в той области, парадигму которой они преобразовали».

Причина, по которой парадигмальные теории разрабатывают именно такие люди, кроется в их слабой ангажированности. С одной стороны, они не имеют глубокого мировоззренческого вовлечения и мало связаны с существующей научной практикой, с другой – они в меньшей степени в своей профессиональной деятельности зависят от научной стабильности.

Иными словами, их положение в научном сообществе, социальные гарантии, трудоустройство, наличие грантов и пр. не зависят от достоверности существующей парадигмы. Выходит, что нет ни прямых, ни косвенных факторов, которые позволяли ли бы такому ученому закрывать глаза на проблемы и недостатки существующего корпуса теорий.

Это подводит Куна и нас вслед за ним к неприятному выводу – личное благополучие и так называемый «человеческий фактор» побеждает и научный прогресс, и политическую справедливость, и творческий порыв.

Сущность научной революции и почему невозможно кумулятивное развитие науки

Каким бы консервативным ни казалось научное сообщество и человечество в целом – это не совсем так. Поступательная сила прогресса, а если быть совсем честным, и спектр острых проблем временами побеждают желание стабильности, комфорта, тишины и спокойствия, что и приводит в рамках науки к революциям.

Словосочетание «научная революция» Кун использует как метафору процесса смены парадигм. Во многом она действительности оправдана как минимум ввиду того, что она делает описываемое явление интуитивно понятным. Естественно, имеется и ряд различий между политической и научной революцией, о чем будет сказано позднее.

Разберемся с тем, что делает метафору легитимной и что вообще из себя представляет смена парадигмы. Начинается всё с осознания того, что нормальная наука перестает привычно функционировать при исследовании того аспекта природы, акцент на котором сама же и поставила. Количество разрешаемых головоломок уменьшается. Сложившийся кризис может привести к возникновению претендента на место парадигмы, и тут, как и в случае с конкуренцией политических воззрений, парадигмы являются несовместимыми способами научного восприятия мира.

Споры о выборе парадигмы оказываются почти что бессмысленными, ведь сторонники используют средства собственной парадигмы для её же защиты. Это вновь походит на противостояние политический течений, имеющих внутреннюю доказательную базу и непротиворечивость. Иными словами, чем более глубоким приверженцем какого-либо воззрения является человек, тем более рациональным и правильным оно ему кажется.

«Вопросы выбора парадигмы никогда не могут быть четко решены исключительно логикой и экспериментом».

Отсюда понятно, почему невозможно кумулятивное развитие науки. Дело в логической несовместимости теорий, которые, предполагая определенную картину мира и, что важнее, предсказательных эффект исследований, не могут накопить новое знание, не признав ложность старого.

В качестве примера Кун приводит соотношение динамики Эйнштейна с уравнениями динамики из «Начал» Ньютона – это теории, несовместимые между собой. Более современная теория Эйнштейна исключает, а не включает в себя теорию Ньютона, признавая её лишь частным случаем. Подобное происходит и в других дисциплинах, например, с астрономией Птолемея и Коперника.

Кун замечает, что условно старую теорию можно включить в новую, но только путём изменения старой и преобразованию её в нужную форму. Представляя старую теорию как частный случай, её надо переформулировать и как минимум ограничить, исключив выводы, не согласующиеся с новой теорией или опровергнутые ею.

Таким образом создается видимость кумулятивности науки, хоть в действительности вместо накопления знания зачастую имеет место вежливый отказ от старого. Важным является не накопление знаний, а своевременный отказ от исчерпавших себя теорий.

Научная революция предлагает исследователям взглянуть на научные проблемы через иную призму. Ни один человек не воспринимает мир как набор отдельных фактов, он смотрит на него как на целое. Но то, как он смотрит, определяется набором воззрений и практик этого человека или, по-другому, парадигмой.

Поэтому Кун и говорит, что после научной революции пред учеными предстает новый мир. И это крайне любопытно, ведь, с одной стороны, мы, конечно же, имеем дело с одним физическим миром, но с другой стороны –  с множественностью его представлений, которые в большей мере реальны, нежели «реальность» сама по себе.

«Аномалии и кризисы разрешаются не в результате размышления и интерпретации, а благодаря в какой-то степени неожиданному и неструктурному событию, подобному переключению гештальта. После этого события ученые часто говорят о “пелене, спавшей с глаз”, или об “озарении”, которое освещает ранее запутанную головоломку, тем самым приспосабливая её компоненты к тому, чтобы увидеть их в новом ракурсе, впервые позволяющем достигнуть её решения».

Новый мир, конечно же, представляет собой не только изменение аксиоматики взглядов. Со временем меняется и методология, и даже сам вид исследований. Кун обращает внимание на то, что операции и измерения, проводимые учеными, не являются им как готовые данные, на которые надо было только обратить внимание.  Совсем наоборот – они собираются с ощутимым трудом и зачастую являются лишь указаниями на факты, а не фактами как таковыми.

Наука не имеет дела со всеми возможными лабораторными операциями, а только с теми, которые позволяют сопоставить непосредственный опыт с парадигмой. Поэтому парадигма детерминирует то, как и какие эксперименты, опыты и исследования будет проводить наука.

Исследования и измерения в рамках старой парадигмы становятся бессмысленными. Кун замечает, что нельзя применять одни и те же проверочные операции как к кислороду, так и к дефлогистированному воздуху. В том и заключается вывод, что мир остается всё тем же, но сменяющиеся парадигмы описывают его по-разному и, как ни странно, во множестве этих описаний и происходит процесс реального познания природы. 

Получается, что порой нет ничего более полезного и прогрессивного, чем ошибка.

Постреволюционная суть науки

Важный момент заключается в том, что принятие новой парадигмы не имеет характера принуждения. Случается, что исследователи, чья биография и научные достижения связаны со старой традицией, оказываются в позиции пожизненного сопротивления.

Новую парадигму защищают с позиции, что она разрешает проблемы, которые привели прошлую к кризису. Но, как отмечает Кун, есть ряд значимых, а иногда и ключевых аргументов, которые являются более размытыми и, как может показаться, заслуживающими меньшего доверия, чем те, что обращаются к непосредственной научной практике.

Такие аргументы Кун называет эстетическими. Заключаются они в том, что апеллируют к личным взглядам, ощущению удобства и чувству эстетики. Другими словами, преимущества новой теории должны заключаться еще и в том, что она «более удобна, проста и понятна». Например, астроном Тихо Браге перешел на систему Коперника только потому, что так было проще считать, но по эстетическим причинам продолжал считать, что Земля находится в центре мира. Значение эстетический аргументов напрямую согласуется с одной из ключевых задач парадигмы – закреплением основных научных принципов. Надежный «фундамент» позволяет ученым концентрироваться на более продвинутых, тонких и эзотерических явлениях.

Благополучное и долгосрочное существование единой системы стандартов в науке возможно также благодаря её изолированности от общества. В отличие от иных профессиональных сообществ, индивидуальная творческая работа в науке адресована к другим членам профессиональной группы. Иными словами, оценивает её аудитория коллег учёных, людей, существующих в одной дисциплинарной матрице, то есть имеющих ряд консенсусных вопросов и схожих воззрений.

Ученый-естественник не занимается оправданием выбора исследовательской проблемы, она уже обозначена существующей парадигмой. В то же время в иных сферах познания ситуация, как правило, обратна. Философы, социологи, историки, психологи и другие мыслители могут исходить из соображений социальной значимости выбираемых ими проблем. Кун называет эту разницу показательной, намекая на то, что в последнем случае с большей долей вероятности можно надеяться на скорейшее разрешение проблемы.

Прогресс и эволюция

Напоследок хочется затронуть вопрос ассоциации науки с прогрессом. Кун считает её верной, но только при правильном понимании слов «прогресс» и «эволюция».  Аналогично тому, как мы удивляемся, что многие люди всё еще придерживаются кумулятивной модели развития науки, Кун удивляется тому, что несмотря на признание теории эволюции Дарвина, многие люди всё ещё продолжают мыслить о сущности прогресса в додарвинском ключе.

Эволюционные теории Чемберса, Ламарка, Спенсера и немецких натурфилософов представляли эволюцию как целенаправленный процесс, они видели этот процесс исполнением некоей идеи или плана, который существовал изначально и к которому в процессе развития приближается флора и фауна. Такую трактовку можно назвать теологической, ведь только что-то метафизическое может гарантировать изначальность существования идеи или плана.

Теория Дарвина, в свою очередь, никакого божественного или природного замысла не предполагает. Она говорит об эволюции посредством естественного отбора, то есть о том, что развитие и становление более специализированных организмов постепенно происходит ввиду их взаимодействия с конкретной средой и её обитателями. 

Эволюция не направлена к чему-то, она направленна от чего-то. Так же и по Куну процесс смены парадигмы посредством научных революций является прогрессом, исходящим из сложившейся ситуации. Иными словами, в науке не происходит прогресса, обусловленного только желанием развития или светлым образом будущего.

Итог

Резюмируем взгляды Томаса Куна. Посредством анализа истории науки он приходит к выводу о том, что наука не идет путем последовательного накопления знания – она развивается посредством переходов от одной научной парадигмы к другой. Ввиду характера этого перехода как некоего скачка к новому знанию, он определяется Куном как научная революция. Происходит не накопление знаний, а скачкообразный переход от менее совершенного к более совершенному.

В различных источниках можно прочитать о том, что Томас Кун внёс значительный вклад в философию науки. Несмотря на то, что популяризация науки стала довольно распространённой в современном культурном пространстве, понимание сущности науки в большинстве своём остается на уровне кумулятивной модели даже у заядлых любителей научпопа. До сих пор взаимодействие науки и массовой аудитории походит на то, как это описывал Кун в отношении учебников и популярной литературы.

Отчасти это следствие того, что такие люди на самом деле любят науку, потому они и склоняются к вере в классические идеалы беспрекословной рациональности и бесконечного прогресса. Что еще более странно, эти же идеалы их в итоге и «спасут», ведь среди них есть и критичность, которая в какой-то момент и до Куна доведет.

Можно сказать, что когнитивное искажение подчинения авторитету оказывается ахиллесовой пятой просветительской деятельности в области науки. Возможно, это неизбежно ввиду сложности сферы, в которой даже практикующие учёные находятся в состоянии ограниченного понимания природы (но полного понимания парадигмы).

В сущности, надо разбираться в методологии, структуре и смысле различных видов исследований из разных научных сфер, чтобы иметь возможность заявлять о понимании того, в чем состоит их суть. В действительности мы чаще имеем дело с отсылкой к научным исследованиям как к авторитету, понимая их на уровне журнальных заголовков в стиле: «Учёные научно доказали, что что-то можно научно доказать».

Для человека, не занятого наукой, значительно полезнее смотреть на неё через призму философии науки. Поэтому и существуют деятели вроде Томаса Куна, которые обращают свои работы не к сообществу профессионалов от науки, а к людям, которые заинтересованы в понимании науки и нуждаются в определенных концептуальных ориентирах.

И так как этот лонгрид всё же должен в какой-то момент закончиться, то напоследок хочется выразить мысль о том, что именно философия науки по большому счету и является надежным мостом между закрытым научным сообществом и общественностью.


Для превью и оформления взяты работы Rogier de Boevé.

Возможно вы не знали:
Экстернализм
философско-методологическая позиция, в которой научное познание определяется в значительной степени внешними условиями, в том числе социальными, историческими, политическими взаимодействиями.
Интернализм
методологическое направление в истории и философии науки, признающее движущей силой развития науки внутренние, интеллектуальные (философские, собственно научные) факторы.
Гипотеза ad hoc
гипотеза, предназначенная для объяснения отдельных явлений, которые невозможно объяснить в рамках парадигмальной теории.
Эпистема
понятие современной философии, близкое к понятию «парадигма». Но последнее используется при изучении развития научного знания. Эпистема характеризует культурные образцы конкретной эпохи, определяющие все виды познавательной активности человека в данное время. Эпистема — это «историческое априори».
Рекомендуем:
  1. Томас Кун «Структура научных революций»
  2. Майкл Полани «Личностное знание. На пути к посткритической философии»
  3. Александр Койре «Очерки истории философской мысли: О влиянии философских концепций на развитие научных теорий»