«Интертекст»: О чем могут поведать предки? Любовь, смерть и другие забытые традиции

Каждому поколению приходится начинать с нуля

Писатель-фантаст Роберт Хайнлайн однажды написал: «Каждое поколение считает, что именно оно изобрело секс». Предположительно, Хайнлайн имел ввиду ту гордость, с которой каждое поколение определяет свои собственные сексуальные практики и этику. Но этот комментарий очень точен и в другом смысле: каждому поколению приходится заново изобретать секс, потому что предыдущее поколение не удосужилось его этому обучить.

В США, например, наши разговоры о сексе с собственными детьми часто неуклюжи, ограничены и перегружены эвфемизмами. В школе, если детям повезло жить в штате, где это дозволено, они получат в общей сложности около 10 часов сексуального образования[1]. Если им повезло меньше, им доведется испытать на себе феномен образования, где предпочтение отдается воздержанности. Образование такого рода рассчитано на то, чтобы избегать передачи какой-либо информации вообще.

Такой подход очень странный, особенно учитывая тот факт, что он оборачивается прямо противоположными результатами – потенциально это приводит к более высокому уровню подростковой беременности[2] и способствует распространению венерических заболеваний[3]. Сравните это с практиками, которые имеют место во многих малых обществах, где дети впервые узнают о сексе, наблюдая за своими родителями!

На фото: Представители племени хиваро

Одной из наиболее ярких отличительных черт человеческого рода является практика передачи и усвоения культурного наследия. Наша способность помнить, обогащать и передавать культурное знание от поколения к поколению помогла нам выжить в каждой среде обитания на планете – и даже в космосе. Три тысячи пятьдесят поколений назад мы совершали переход от собирательства к ранним формам земледелия. Сейчас объем культурного знания, который на протяжении тысяч лет передавался детям от родителей, находится от нас на расстоянии поискового запроса в Google.

Почему же тогда мы, представители западной цивилизации, несмотря на мгновенный доступ к практически любой области знаний, парадоксальным образом терпим неудачу в том, чтобы напрямую делиться самым важным жизненным опытом с последующими поколениями?

Иногда намеренно, под знаком защиты молодых умов, иногда непреднамеренно, являясь заложниками той модели, по которой выстроено наше общество, мы подавляем распространение важнейших знаний. Тем самым мы принуждаем каждое новое поколение начинать с нуля и обучаться самостоятельно, полагаясь на собственную интуицию и ориентируясь на скудный опыт своих сверстников. От рождения и воспитания детей до смерти и погребения – мы выстроили своеобразную «дамбу» перед определенными знаниями, и это во многом мешает нам вести счастливую жизнь.

Но так быть не должно – на самом деле, до недавних пор всё было как раз иначе.

Близкие контакты третьей степени с малыми обществами

Мы прибыли на место вскоре после заката. Позади осталось трехчасовое путешествие на каноэ вниз по извилистым течениям Амазонки. Это был главный путь, ведущий к общине хиваро, которая проживает в Ла-Либертад [регион в северо-западной части Перу – прим. пер.]. Чтобы оказать нам прием, избранный вождь пригласил нас отобедать со своей семьей. Вождь распорядился подать к столу одну из своих куриц. Услышав это предложение, жена вождя кивнула, взяла заточенный мачете и позвала с собой в качестве помощницы свою младшую дочь, которой на вид было не больше 8 лет.

Совместными усилиями мать и дочь поймали несчастную птицу и тут же забили ее, нанеся быстрый удар ножом по шее. Сам по себе этот акт был менее удивителен, чем та будничность, с которой он был произведен; я не подала виду, что на тот момент это был первый случай, когда мне довелось стать свидетелем забоя животного.

На фото: Мальчик хиваро косит траву

За все мои годы полевых исследований жизни хиваро я стала свидетельницей целого каталога поступков, которые бы шокировали родителей, принадлежащих к западноевропейской цивилизации. Я представляла, какой бы ужас их объял при виде детей, которые поджигают поля, идут босиком мимо тарантулов или же косят траву, орудуя ножами. Но по мере течения времени я обнаружила, что всё меньше удивляюсь культуре хиваро и всё больше удивляюсь нашей собственной.

Почему мы отказываем детям в доступе к миру в том виде, в каком мы его знаем; к миру, в котором есть и смерть, и секс – и иногда даже мачете? В конце концов, есть достаточно оснований полагать, что жизнь таких маленьких общин, как хиваро, – хотя они и не являются идеальным отражением того, как всё было в прошлом – наиболее близок к образу жизни наших предков. Возможно, таким общинам удалось сохранить что-то, что мы не так давно потеряли.

Одной из определяющих черт малых обществ является их структура. В то время как на Западе господствует тип нуклеарной семьи с низким уровнем рождаемости, в малых обществах люди обычно имеют больше детей и селятся рядом со своими родственниками, образовывая расширенные родовые сети. Например, многие хиваро проживают в так называемых центрос, или же централизованных общинах.

Дома часто выстраиваются вокруг централизованных общин или открытых полей, при этом скопления семей, которые обычно объединены фигурой патриарха, живут прямо по соседству друг с другом. Многие дома по-прежнему строятся в традиционном стиле – бамбуковые стены и крыши из тростника, а внутри вся семья делит одну большую комнату. Это очень ограничивает личное пространство, а также означает, что бóльшая часть жизни протекает перед глазами следующего поколения (а иногда и перед глазами оказавшегося здесь антрополога).

Еще одна уникальная черта таких малых обществ, как хиваро, заключается в том, что зачастую прирост населения в них происходит в условиях естественной рождаемости. Это означает ограниченное использование противозачаточных средств или же отсутствие системности в их применении (хотя противозачаточные на растительной основе действительно существуют). Нетрудно представить, что одним из последствий такого положения вещей является большое количество младенцев – и они повсюду.

Уход за младенцами – дело семейное

С раннего возраста многим членам таких обществ, как хиваро – в частности, молодым девушкам – приходится ухаживать за своими младшими братьями и сестрами, так что к тому времени, когда у них появляются собственные дети, они уже обладают многолетним опытом в этом деле. Такой опыт может оказаться весьма полезным, потому что младенцы приводят в смятение, особенно поначалу.

Несчетное количество новоиспеченных отцов начинают свой путь в новом качестве с сетований на то, что им необходимо нечто вроде руководства для пользователей, чтобы научиться справляться с малышами – и на эту потребность уже успели откликнуться один предприимчивый доктор и его сын[4]. Но сам факт, что представителям западной цивилизации часто не обойтись без вспомогательной литературы, чтобы понять, что из себя на самом деле представляют младенцы, – очень странное явление само по себе.

Одна из причин этого смятения кроется в том, что нам больше не свойственно жить в расширенных семьях, как жили наши предки или продолжают жить хиваро. Вместо этого наше общество структурировано по принципу нуклеарной семьи, не предусматривающей наличие рядом старшего родственника, который может оказать поддержку и послужить нам примером. В сочетании с социальными и экономическими вызовами нашей трудовой системы это утруждает передачу знаний от поколения к поколению.

В некоторых странах, в число которых входят и США, предыдущие поколения, вероятно, уже утратили часть знаний, касающихся ухода за младенцами. Например, в недавнем прошлом матери в большей степени прибегали к искусственному вскармливанию: в 1970-ых 3 из 4 младенцев в Америке были вскормлены при использовании рожков[5].

Это значит, что среди семей первичное знание успешного грудного вскармливания могло быть временно утрачено, а более поздние поколения должны были заново его открыть. Возможно, этот фактор поспособствовал тому, что лишь каждая третья американская мать вскармливала своего малыша грудью в течение первых шести месяцев после его рождения.

Сравним опыт американских матерей с женщинами химба. Это этническая группа в Намибии, которая выживает во многом за счет скотоводства. Фактически, все матери химба вскармливают младенцев только грудью, и со стороны кажется, что это происходит с легкостью; женщины могут заниматься несколькими делами одновременно – идти, болтать, есть – и параллельно кормить своих малышей. Однако в одной из своих работ Брук Сельза (Brooke Scelza), антрополог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, показывает, что матери химба на первых порах испытывают трудности в кормлении грудью в тех же масштабах, что и американские родители[6]. Каким же образом химба преодолевают эти проблемы?

На фото: Женщина химба с ребенком

Брук утверждает, что всё дело в бабушках: на последнем этапе беременности матери химба уходят жить к своим матерям и остаются с ними еще на несколько месяцев после родов. Это приводит к тому, что матери могут рассчитывать на постоянную помощь в уходе за новорожденными, и, что еще более важно, они имеют непосредственный доступ к культурному знанию о том, как ухаживать за младенцами. Важность передаваемых от поколения к поколению знаний о первом родительском опыте очевидна и в случае с другими малыми обществами, независимо от экологического и географического ареала их обитания.

Например, в их число входят марту[7] (Австралия), хадза[8] (Танзания) и эфе[9] (Демократическая Республика Конго). Схожая модель наблюдается и среди хиваро. Роды и уход за новорожденным – семейное дело, в которое часто вовлечены и бабушки с дедушками, и другие ближайшие родственники, готовые поделиться своими знаниями[10]. Такая передача культурного знания от предыдущих поколений в действительности может быть одной из причин, почему бабушки настолько важны для семьи.

Другое возможное упущение в контексте передачи культурного знания от поколения к поколению касается того, как мы спим. Посмотрите на практически любое малое общество в мире, и вы обнаружите одну общую черту: матери спят бок о бок со своими младенцами, готовые в любую минуту заняться кормлением. Даже состав человеческого грудного молока подразумевает, что такой способ кормления является более естественным. Женское молоко содержит относительно мало жиров по сравнению с молоком других млекопитающих.

Это указывает на то, что людям свойственно кормление по требованию – наши младенцы питаются тогда, когда им это нужно, даже в ночное время. Совместный сон чужд среднестатистическому американскому родителю, который привык спать со своим ребенком в отдельных комнатах, постоянно беспокоясь о том, сможет ли малыш уснуть.

Как обнаружила психолог Кристина Легар (Cristine Legare) на острове Танна, у не-западных родителей такая практика вызывает не только удивление, но и настороженность. «Как мать может быть уверена, что ее ребенок в безопасности, если они спят в разных комнатах?» – могли бы они спросить в изумлении. Обе эти практики – отделение ребенка от родителя и ожидание, что малыш проспит всю ночь – идут вразрез с тем, что имеет место в таких общинах, как меланезийцы и хиваро.

Почему мы отказались от этих норм? Как и в случае с грудным кормлением, есть основания полагать, что причина кроется в утрате межпоколенческих знаний. Вплоть до XIX века совместный сон с ребенком был распространенной практикой, но как раз во времена промышленной революции в США медикализация младенчества, а также страх избаловать детей изменили наши нормы. Сегодня совместный сон постепенно реинтегрируется в нашу культуру, однако у нас, в сущности, нет первоисточника, из которого мы может узнать, как это делать правильно.

Прогулка со смертью

На другом конце человеческого существования находится смерть. В малых обществах погребальные практики часто предусматривают вовлечение всей общины. Тораджи, живущие в Индонезии, известны тем, что они откладывают похороны на месяцы и даже годы, проводя ритуал, который называется ма’нене. В ходе этого ритуала тораджи с гордостью выставляют напоказ тела своих усопших родственников – трупы моют, прихорашивают, одевают и прогуливаются с ними по своим селам.

На фото: Ритуал ма'нене

Вари, населяющие западную Бразилию, не только напрямую общаются с мертвыми телами своих любимых, но также поедают их трупы в ходе посмертного ритуала, принося таким образом дань уважения усопшим. В среде хиваро погребальные практики включали помещение мертвецов в специально изготовленные бревна с выдолбленной полостью. Затем эти «гробы» с трупами оставлялись в маленьких домиках, а рядом раскладывались съестные припасы на два года вперед.

Эта практика уже во многом исчезла, поскольку многие хиваро теперь хоронят своих мертвецов на коммунальных кладбищах, которые часто располагаются рядом с резиденциями миссионеров. Однако, в отличие западной цивилизации, здесь не существует специальных сервисов, которые бы занимались организацией похорон; семья и община должны проводить погребальные церемонии самостоятельно.

Хотя представителям западного мира эти практики могут показаться чуждыми, их вариации существуют и в наших культурах. Самый известный пример – День мёртвых, который традиционно празднуется в Мексике [а также Гватемале, Никарагуа, Гондурасе, Сальвадоре – прим. пер.].

Это состоящий из нескольких дней праздник, в ходе которого семьи украшают могилы своих близких, воздвигая на них алтарь из бархатцев, а для мертвых детей даже приносят игрушки. Это оживленные всеобщие собрания с едой, музыкой и костюмами. Что важно, детей всячески поощряют приобщаться к этим традициям – психолог Карл Розенгрен (Karl Rosengren) называет этот процесс важной частью их социализации.

Несмотря на то, что умирание является единственным гарантированным опытом в жизни каждого человека, мы, представители западной цивилизации, сбились с намеченного пути и теперь вообще избегаем мыслей о смерти. Мы отводим от нее наш взгляд, поручая проведение погребального процесса посторонним. Мы избегаем употребления соответствующих слов, делая выбор в пользу таких эвфемизмов, как покойный, усопший или скончавшийся.

Мы также прикладываем особые усилия, чтобы оградить детей от знаний о смерти под видом стремления их защитить, однако тем самым мы препятствуем передаче информации от одного поколения к другому. Наша нехватка словарного запаса и экспериментальная преднастройка могут помешать нам принять смерть, когда мы рано или поздно с ней столкнемся.

Но не всегда всё было именно так. Как грудное вскармливание превалировало в нашей культуре вплоть до 1970-х, так и смерть в былые времена встречалась с наших гостиных с бóльшим почетом. В викторианскую эпоху не было нужды в похоронных бюро, поскольку таковыми при необходимости становились собственные дома; тела умерших часто покоились на специальном помосте, а бальзамирование могло проводиться на кухне. Друзья и родственники собирались вместе за чашкой чаю, чтобы побеседовать и проститься с выставленным напоказ телом. Вероятно, такая практика помогала людям смириться с утратой и принять смерть как данность[11].

Странности западной цивилизации

Я часто ловлю себя на том, что вспоминаю один классический афоризм в контексте роли антропологии; согласно этому афоризму, перед нами стоит задача «сделать странное знакомым, а знакомое – странным». Когда я впервые посетила хиваро, я то и дело обращала внимание на те вещи, которые в их образе жизни казались мне странными.

Я никогда не жила в мире, где личное пространство почти отсутствует, где дети независимы и вольны сами распоряжаться своим временем, где вся родня живет рядом, а родители не скрывают и не приукрашивают реалии рождения, секса и смерти. Но со временем даже самые странные открытия, сделанные в ходе полевых исследований, становятся близкими и понятными.

На фото: Могилы, украшенные ко Дню мертвых

Теперь я воспринимаю наше, западное общество в другом свете, остро осознавая наше неведение относительно странностей собственной культуры и того, как она передается. В случае с воспитанием детей слом в передаче знаний между поколениями случился, скорее всего, непреднамеренно.

В конце концов, много ли родителей и бабушек с дедушками имеют достаточно ресурсов, чтобы жить вместе? Но в отношении секса и смерти дело обстоит иначе. В этих случаях передача информации блокируется намеренно, являясь попыткой сохранить в неприкосновенности юношескую невинность. Это своеобразная дамба, блокирующая передачу культурного наследия следующим поколениям, и это ошибка.

Следующее поколение людей столкнется со смертью. Они будут заниматься сексом и употреблять алкоголь. Они будут рожать и воспитывать детей, и рано или поздно их дети тоже умрут. Чем меньше мы делимся своим пониманием мира, тем менее подготовленными будут наши дети перед необходимостью его понять. Передача культурного наследия была каркасом человеческого опыта на протяжении тысячелетий. Есть ли смысл прерывать этот процесс?

Оригинал