«Интертекст»: Стадия зеркала Лакана в работах фотохудожницы Джемре Онертюрк
Красное покрывало, растянутое на веревке на фоне молодых еловых посадок – так начинается эта крайне необычная фотосессия. Но прежде, чем мы продолжим ее разбор, нужно все же сказать несколько слов о стадии зеркала.
По мысли Лакана, ребенок проходит через стадию зеркала в возрасте с 6 до 18 месяцев, и процедура эта заключается в принятии юным существом идентификации. Это не просто примеривание на себя собственного образа, но и трансформация, через которую проходит субъект, чтобы этому образу соответствовать. Разумеется, происходит это в том числе перед зеркалом, когда ребенок внезапно обнаруживает, что это существо перед ним и есть он сам. Однако роль зеркала прекрасно выполняют и другие люди, особенно близкие, в которых он смотрится буквально как в отражение, копируя при этом их повадки, манеру поведения, походку, жесты, собирая по частям свой образ тела.
Причем стадию зеркала как этап, необходимый для того, чтобы собрать образ тела, можно наблюдать и у животных. Лакан приводит пример с одинокой голубкой, которая растет в неволе. Чтобы у такой особи сформировались половые железы, разводчики помещают перед ней зеркало. Разумеется, когда голубь растет в стае себе подобных, зеркало ему не нужно, так как сородичи выполняют роль этого зеркала. Но в условиях изоляции, чтобы этот образ тела животное смогло сформировать, и как следствие – сформировать половые железы, поскольку половая идентификация является частью образа тела, перед ним и помещают его собственное отражение.
Разбирая платоновский миф о любви, Лакан показывает, как вся наша субъективность держится на нескольких уровнях идентификации, которые он именует идеальное Я (Ich-Ideal) и Я-идеал (Idealich), а внутри этой конструкции находится и функционирует частичный объект. При этом идеальное Я – результат символической интроекции, поскольку идентификация с ним происходит по принципу единичной черты, которая заимствуется у отца, или у того, кто эту функцию выполняет. Я-идеал, или образа тела, является результатом воображаемой проекции. И внутри агальма – объект а, который имеет отношение к Реальному.
На графе желания, каким Лакан его выводит в 5 семинаре, они находятся на одной линии и расположены в той же последовательности, но в обратном порядке. Сначала объект, который циркулирует внутри формулы фантазма – S <>a. Затем идет Я-идеал или образ тела – i(a). При этом S перечеркнутое в формуле фантазма соответствует i(a). И в самом конце идеальное Я, которое обозначено на графе как I (A).
В одном месте Лакан сравнивает Я-идеал, образ тела, с берегами. Тогда как идеальное Я (I(A)) – та заслонка, которую выстраивает юный субъект, чтобы не быть поглощенным океаном материнской любви, чтобы этот океан не размыл его берега. В некоторых случаях функцию идеального Я может выполнять фобия, как в случае с маленьким Гансом, который боялся укуса белой лошади, которую Фрейд интерпретировал как образ отца Ганса. В случае этого мальчика мать оказывается слишком близко, отец не справляется со своей функцией прещения, – запретить ей «поглощать обратно то, что она произвела на свет», – поэтому нужен фобический объект, который станет той самой заслонкой от материнского желания, и благодаря которому ребенку удается преодолеть свою нежную привязанность к матери.
По сути, воображаемое – не что иное, как та самая вуаль, покрывало, которое субъект набрасывает на Реальное. Вуаль, предохраняющая субъекта от столкновения с этим Реальным. Это как юбка, скрывающая то, что находится между ног у матери. И Джемре Онертюрк предлагает нам несколько вариантов этого покрывала. Покрывало, которое свободно развевается натянутое на веревке между деревьями. И покрывало, за которым угадываются какие-то очертания, по форме напоминающие человеческое тело.
На самом деле мы не знаем, что скрывается по ту сторону красного полотна. Там находится какой-то объект, но что это за объект, нам неведомо. Покрывало позволяет нам не сталкиваться с ним напрямую, сохранять дистанцию. Покрывалом скрывают архитектурные памятники, когда они находятся на реставрации. Покрывало набрасывают на труп в морге. Задача этих манипуляций – создать поверхность, которая защищает от глаз то, что за ней. Поверхность кожи может быть таким покрывалом, которая позволяет собрать воедино разрозненные части тела. Отражение в зеркале может быть этой поверхностью, позволяющей собрать разрозненные внутренние ощущения в единый силуэт.
Воображаемое маскирует Реальное, позволяет не сталкиваться с ним напрямую. Однако воображаемое всегда работает в связке с символическим. Чтобы покрывало развевалось на ветру, заслоняя от нас объект по другую сторону от него, оно должно быть натянуто на веревке, а не лежать бесформенной массой на траве. Я-идеал, образ тела нуждается в этой подпорке со стороны символического, со стороны отцовского означающего. Если эта подпорка слабая, то воображаемое провисает, или в нем даже могут появляться дыры. Именно это происходит с психотическим субъектом, у которого на месте Имени Отца форклюзия, дыра.
Имя Отца не может прийти на это место, потому что оно изначально выброшено из символического порядка. И там, где у невротика присутствует большой Другой как место всех означающих, как копилка всех значений, как библиотека, из которой он может вытаскивать то одно, то другое значение, и как-то с этим обходиться, у психотика происходит замирание значения. В психозе одно значение не отсылает к другому, и цепочка означающих не раскручивается. Голоса, на которые иногда жалуются психотики – это собственные означающие психотического субъекта, которые были форклюзированы, для которых в его символической картине просто не было места, и поэтому они приходят как будто бы от Другого.
В зависимости от того, как выстраивает отношения с символическим этот конкретный психотический субъект, он может пойти либо по пути шизофрении, либо по пути паранойи.
Паранойяльный бред выносит наслаждение из тела психотика в поле большого Другого. Но одновременно эта бредовая конструкция позволяет ему собрать свое Я («я – это тот, кто противостоит заговору»), а также сохранить социальные связи.
Образ тела при шизофрении остается разорван. Субъект не может собрать его в едином зеркальном образе. Первичные влечения, направленные на частичные объекты, продолжают блуждать в теле сами по себе. При крайней форме шизофрении возможен кататонический ступор, когда больные могут находиться в одном положении тела часами и днями, не реагируя на внешние раздражители, иногда даже находясь в неудобной позе. Поэтому фотографию, где на траве лежит скомканное покрывало, Джемре озаглавила «без самоидентификации».
Однако какие-то важные означающие могут быть форклюзированы и у невротиков. Мы говорим «дыра» в том смысле, что это не пустота и не бездна, речь не идет о полном отсутствии символического порядка, скорее это место, где что-то изъято и вокруг чего образуется порядок. И в случае невроза в Другом также нельзя найти ответы на все вопросы. Есть базовые вопросы о смысле жизни и смерти, вопросы о разнице полов, ответы на которые субъекту придется искать самостоятельно. И эта структуральная дыра в Другом как раз и позволяет нам желать и проявляться как субъекту, и выстраивать вокруг этого какой-то фантазм как ответ на вопрос, чего хочет другой, и следовательно – чего хочу я?
Но что находится по ту сторону воображаемого покрывала, к чему мы получаем доступ через эти дыры, прорехи в ткани символического? В главе «Введение в Реальность» в седьмом семинаре посвященном «Этике» Лакан описывает это термином das Ding, Вещь.
Das Ding – это «вещь, которая занимает центр субъективного мира», вокруг которого располагается организованный как совокупность означающих мир бессознательного. Однако в центре оно находится в том смысле, что оно из картины исключено, изъято как дырка от бублика, и залегает где-то вовне Я. Лакан использует здесь фрейдовский термин Fremde, это нечто чужое, а порой и враждебное. Чужое в том смысле, что это первое, что предстоит юному субъекту в качестве ему внеположенного, и одновременно служащего на пути его продвижения главным ориентиром. Продвигается же субъект, оглядываясь, сверяясь с миром своих желаний. А движется субъект в направлении Вещи, das Ding. «Ясно, что то, что предстоит в данном случае отыскать, найти не удастся. Объект по самой природе своей безвозвратно утрачен. И найден заново он никогда не будет», - говорит Лакан.
Das Ding – это также источник всякого блага, или того, что предстает субъекту в качестве такового, в качестве хорошего объекта. Но поскольку на уровне бессознательного das Ding предстает законом произвола (материнский закон, который противоположен закону Отца), то этот хороший объект является одновременно и плохим объектом, который фигурирует в школах Мелани Кляйн. На самом деле, говорит Лакан, нет хорошего или плохого объекта, есть хорошее и плохое, и есть Вещь. Плохое и хорошее относятся к разряду представлений. Они – признаки, ориентирующие субъекта в соответствии с принципом удовольствия, а das Ding – это то, что располагается на уровне принципа реальности.
Принцип реальности, цитирует Лакан Фрейда и с ним вроде как соглашается, служит тому, чтобы субъекта от реальности изолировать. «Мы не находим здесь ничего нового по сравнению с тем, чему учит нас биология – с тем, что структура живого существа определяется процессом гомеостаза, изоляции по отношению к реальности» (Фрейд).
Таким образом человек воспринимает реальность в чрезвычайно выборочной форме. Задача принципа реальности не в том, чтобы как можно глубже проинформировать нас о качественной стороне дела, а в том, чтобы подать знак. Знак – это то, что позволяет пробиться содержанию бессознательных мыслительных процессов, которыми руководит принцип удовольствия, в сознание – артикулированная речь.
По сути, речь идет об означающем, но в случае с Вещью мы имеем дело с означающим специфическим, которое больше объект, чем означающее. Это можно попробовать проиллюстрировать следующим примером. Один из слушателей Лакана сравнивает das Ding с вакуолью. Лакан находит этот пример удачным. «Где создается для нас вакуоль? В системе означающих, конечно», - говорит он.
Вакуоль – это наполненный жидкостью мембранный мешочек внутри клетки. Иногда он содержит в себе еще какие-то элементы строения клетки. Ту роль, которую в гистологии играет мембрана, оболочка клетки, в реальности играет означающее – своеобразная символическая вакуоль, которая набрасывается на Реальное, поскольку если бы не эта вакуоль, об этом вообще ничего нельзя было бы сказать.
Первичным объектом, выделенным из реальности, для ребенка является материнская вещь, которая занимает место das Ding. Это еще не мать в привычном смысле слова, а своеобразный набор неясных впечатлений от материнского тела. Т.е. она как бы в разобранном состоянии, но какая-то оболочка у нее уже есть. Вот эта оболочка и есть то странное означающее, которое больше на стороне объекта. Это Вещь. В течение жизни она получает разное наполнение, но остается в каком-то смысле прежней – тем самым утраченным объектом, который предстоит отыскать.
Как уже говорилось, покрывало – то, чем накрывают трупы в морге. Но мертвые тела также помещают в мешок. Мертвое тело – это тоже пример такой Вещи. Чтобы сделать из живого человека Вещь, достаточно его убить. Еще ближе к Вещи тело расчлененное. Помещенное в мешок, в которых обычно преступники переносят расчлененные тела, чтобы их сокрыть, - оно являет собой образец того самого означающего, которое больше на стороне объекта. Этот набор конечностей уже нельзя назвать человеческим телом, однако собранные в пластиковый мешок коронера эти части обретают некоторую оболочку, в том числе оболочку символическую, поскольку в документах этот мешок с конечностями все еще значится как чье-то тело.
Последняя фотография, – красный ошметок, распластанный по траве, – это уже не тело. Абсолютное отсутствие, что-то, на что невозможно смотреть, потому что там ничего нет. Что-то подобное появляется на месте смерти Эдипа, когда он уже слышит из-под земли голос Зевса, и его родные уходят, но раздается удар грома, и они оборачиваются. И то, что они видят на том месте, где оставили Эдипа – это нечто на земле, чему нет ни слова, ни образа. И они в ужасе отворачиваются, потому что это Реальное, которое смотрит оттуда на человека, настолько невыносимо, что если этот зазор еще хоть немного увеличится, субъект вынужден будет галлюцинировать, чтобы его закрыть. И собственно эта фотография – это и есть такая галлюцинация, попытка изобразить то, чего нет.
Оригинал фотосерии Джемре Онертюрк: https://www.behance.net/gallery/79155713/m-i-r-r-o-r-s-t-a-g-e