2021

«Эротика Текста»: «Мелкий бес» Федора Сологуба

«Эротика Текста»: «Мелкий бес» Федора Сологуба

Из русских символистских романов едва ли не лучшим, по общему признанию, является «Мелкий бес» Федора Сологуба. В нем высокая метафизика переплетается с бытовым мистицизмом, а в ядовитом смехе автора порой проступают сатанинские обертоны. Concepture публикует небольшую статью, посвященную этому произведению.

Бред действительности, или Власть Судьбы

Для создания этого произведения, пишет Сологуб, «я не был поставлен в необходимость сочинять и выдумывать из себя; все анекдотическое, бытовое и психологическое в моем романе основано на очень точных наблюдениях, и я имел для него достаточно натуры вокруг себя». Трудность, продолжает автор, заключалась в том, чтобы «возвести случайное к необходимому» и показать господство «строгой Ананке (богиня необходимости) там, где царствовала рассыпающая анекдоты Айса (богиня неотвратимой участи)».

Так, по собственному заявлению Сологуба, роман воплощает торжество «Судьбы» («Ананке») над человеком. И все «частное» – все то мерзкое, подлое, низкое, бредовое, античеловечное, что может показаться анекдотическим в поведении и жизни основных героев «Мелкого беса» – Передонова и Варвары, – все это совсем не анекдот: это непобедимая власть «Ананке» в реальной действительности: это «о вас, современники», это «роман – зеркало, сделанное искусно». Вместе с тем, роман этот, утверждает Сологуб, воплощает и «прекрасное»: «Уродливое и прекрасное отражаются в нем одинаково точно».

Историческое и вневременное

Суть «уродливого», изображенного в романе, не требует особых пояснений. Оно предельно ярко представлено прежде всего в Передонове и, в частности, исчерпывающе выражено в оценке героя самим автором:

«Сознание Передонова было растлевающим и умертвляющим аппаратом. Все доходящее до его сознания претворялось в мерзость и грязь. В предметах ему бросались в глаза неисправности и радовали его... Он смеялся от радости, когда при нем что-нибудь пачкали... У него не было любимых предметов, как не было любимых людей, — и потому природа могла только в одну сторону действовать на его чувства, только угнетать их».

В приведенной характеристике Передонова мы находимся еще покуда в реальном мире – в том мире, который можно (что и делали критики) осмыслить конкретно-исторически и где Передонов выступает как порождение эпохи Победоносцева (главного идеолога реформ Александра III).

Для Сологуба, однако, не в этом суть. Для него Передонов – воплощение внеисторического, фатального начала, воплощение «чудища», порожденного «нечистой и бессильной землей», «отчужденной» от неба и обрекающей человека на неизменное одиночество. В этих условиях даже дети – самое, по Сологубу, чистое и святое на земле – тоже обречены стать Передоновыми:

«Только дети, вечные, неустанные сосуды божьей радости над землею, были живы и бегали, и играли, – но уже и на них налегала косность, и какое-то безликое и незримое чудище, угнездясь за их плечами, заглядывало глазами, полными угроз, на их внезапно тупеющие лица».

«Жизнь – это история, рассказанная идиотом, полная шума и ярости...»

Так выясняется концепция романа. Передоновщина – это попранная жизнь, попранная красота, которая есть все же в человеке. Есть она и в Варваре, у которой «тело прекрасное, как у нежной нимфы», но к нему «силою каких-то презренных чар приставлена голова увядающей блудницы». И вот уже «восхитительное тело для пьяных и грязных людишек – только источник низкого соблазна», ибо «воистину в нашем веке надлежит красоте быть попранной и поруганной». Есть эта красота и у Грушиной: «все так смело открытое в ней было красиво, – но какие противоречия! На коже – блошьи укусы, ухватки грубы, слова нестерпимой пошлости. Снова поруганная красота».

Есть, наконец, эта красота и в Передонове и даже в более высоком, духовном плане:

«Да, ведь и Передонов, – пишет Сологуб, –стремился к истине... Он и сам не сознавал, что тоже, как и все люди, стремится к истине, и потому смутно было его беспокойство. Он не мог найти для себя истины, и запутался, и погибал».

Однако в Передонове – и в нем главным образом – «чудище», страшная «Ананке» земной жизни уже полностью попрала «Красоту». И в нем поэтому властвуют самые темные инстинкты, которые (кстати сказать, совсем по Фрейду) тянут к преступлению:

«...Готовность к преступлению, томительный зуд к убийству, состояние первобытной озлобленности угнетало его порочную волю».

Однако такое «состояние озлобленности» – не случайность.Это говорит в Передонове заложенное в человеке «первобытное» зло, Каиново начало, «древний демон» хаоса. И вот почему:

«Состояние первобытной озлобленности находило себе удовлетворение и в том, что он ломал и портил вещи, рубил топором, резал ножом, срубал деревья в саду... В разрушении вещей веселился древний демон».

Для того же, чтобы от этого «дряхлого хаоса» передоновщины освободиться и постигнуть «красоту», есть, по Сологубу, лишь единственный путь: надо преодолеть границы разума, отказаться от него: 

«Надо забыть, забыться, и тогда все поймешь, – говорит об этом Людмила, – только в безумии счастье и мудрость».

Таким образом, по Сологубу, «прекрасное», таящееся все же в человеке и жизни, целиком покорено дикой вакханалией, «дряхлым хаосом» первобытного зла, господствующим в действительности. Это и есть «воцарившаяся строгая Ананке». Это и превращает жизнь в «гнусный, безумный вой»:

«О, смертная тоска, оглашающая поля и веси, широкие родные просторы! Тоска, воплощенная в диком галдении, тоска, гнусным пламенем пожирающая живое слово, низводящая когда-то живую песню к безумному вою! О, смертная тоска!».

Рекомендуем прочесть:

1. Федор Сологуб – «Царица поцелуев».

2. Федор Сологуб – «Рабы плотской любви».