«Эротика Текста»: Латиноамериканская литература и ее магический реализм

Латиноамериканской литературе мы обязаны рождением такого направления как «магический реализм». На первый взгляд может показаться, что это в сущности типичное проявление мифологического сознания, которое можно встретить и в африканской, и в японской литературе, но «магический реализм» – это особая форма мировосприятия и миропонимания. Concepture разбирается что к чему.

Основы «магического реализма»

Основы «магического реализма», как это ни странно, впервые заложил человек далекий от литературы. 12 октября 1492 года Христофор Колумб внес в свой дневник первые записи об открытом им континенте. Эти записи содержали в себе те черты, которые в дальнейшем составили характеристику «магического реализма»: образ неведомой земли, вызывающей восторг и чувство завороженности; восприятие автохтонных реалий через европейскую культурную оптику, которое в конечном счете приводит к смещению европейской нормы, попытка обнаружения своего в чужом. Только если Колумб пытался отыскать Европу в Америке, то собственно представители «магического реализма», такие как Алехо Карпентер, Мигель Астуриас, Хулио Кортасар стремились латиноамериканскую самобытность выразить в моделях и категориях европейской культуры. 

В качестве наиболее показтельных произведений, где проводится такая попытка, можно назвать повесть Карпентера «Царство земное» и роман Аустуриса «Маисовые люди». Основной коллизией прозы «магического реализма» была невозможность взаимопонимания носителя дорационального сознания (индейца, афроамериканца) и цивилизованного человека (европейца). При этом авторы активно обращались к наследию европейского искусства. В частности, к авангардизму и сюрреализму. У первого они заимствовали и творчески переработали повышенный интерес к первобытному мышлению, проявляющемуся в наивном магическом мировидении, у второго – техники фантастического изображения реальности.

В чем же проявилась самобытность латиноамериканского самосознания, утверждение которой и привело к созданию «магического реализма»? В обращенности к собственной исторической почве. Другими словами абстрактный дикарь, пестуемый европейцами со времен Руссо, обрел конкретную этнокультурную идентичность.

Еще одной стилеобразующей чертой «магического реализма» является идейное обоснование равнозначности логоса и мифоса. Взаимодействие автохтонной и колониальной культур порождает особого рода мировозренчекую дуальность, в системе которой дологические верования местных понимаются не как архаические фантазии, а как актуальное достоверное знание, могущее быть онтологической, гносеологической, этической и эстетической альтерантивой западноевропейской научно-рационалистической традиции.

«Магический реализм» и искусство

Нужно отметить, что «магический реализм» как художественная методология мифопоэтического освоения реальности выходит за пределы литературы и органично применяется в таких областях искусства, как живопись и кинематограф. С определенными оговорками с позиции «магического реализма» можно трактовать некоторые картины Шагала. Среди фильмов, снятых в характерной манере для этого направления, можно назвать «Сны» Акиры Куросавы и «Аризонскую мечту» Эмира Кустурицы.

Поскольку «магичекий реализм» является выражением мифологического сознания, по природе своей чуждого всякой определенности, трудно обозначить точные критерии, характеризующие это направление. Если составлять приблизительный список обязательных элементов «магического реализма», можно указать следующие:

- Утрированное использование символов;

- Циклический характер художественного времени;

- Детальная фольклорная фактология;

- Смена нарративных позиций: повествование переключается с первого на третье лицо;

- Единство художественного универсума, включающего в себя различные измерения: физическое, онейрическое, историческое, астральное и др;

- Тривиализация фантастического: чудесное и необыкновенное изображаются как само собой разумеющееся.  

Рекомендуем прочесть:

1. Милорад Павич – «Пейзаж, нарисованный чаем»;

2. Джонатан Кэррол – «Страна смеха»;

3. Горан Петрович – «Атлас, составленный небом»;

4. Сигизмунд Кржижановский «Клуб убийц букв»;

5. Алексей Иванченко – «Солнечное сплетение»;

6. Владимир Маканин – «Сюр в пролетарском районе»;

7. Хулио Кортасар – «Истории о кронопах и славах»;

8. Габриэль Маркес – «Похороны Великой Мамы»;

9. Густав Майринк «Ангел западного окна».