«Колорит»: Рай и Ад на земле. Смысл триптиха Босха «Сад земных наслаждений»

Несмотря на то, что Босх очень часто обращался к библейской тематике, язык его образов почти никогда полностью не укладывался в канон церковно-христианской символики. Например, в центре полотна «Сад земных наслаждений» вместо традиционной фигуры Христа изображен вполне земной человеческий «праздник плоти».

Мы видим большое количество обнажённых женщин и мужчин, предающихся разнообразным утехам: вкушающих плоды, играющих с животными, занимающихся совокуплением. Если бы Босх был художником эпохи Ренессанса, правомерно было бы считать, что изображенный им «сад» – это олицетворение идиллического «золотого века», в котором люди и животные мирно сосуществуют друг с другом.

Но поскольку Босх все же средневековый художник, вернее предположить обратное, а именно, что «сад земных наслаждений» – это мир, растленный похотью и любодеяньем, поскольку в системе христианской средневековой морали половой акт расценивался как признак падения человека и утраты им первоначальной божественной природы.

Вот, что пишет по этому поводу известный исследователь творчества Босха Шарль де Тольнай: «Главная цель художника – показать тлетворные последствия чувственных удовольствий и их эфемерный характер: алоэ впивается в обнаженную плоть, коралл прочно захватывает тела, раковина захлопывается, превращая любовную пару в своих пленников. В башне Прелюбодеяния, чьи оранжево-желтые стены сверкают подобно кристаллу, обманутые мужья спят среди рогов. Стеклянная сфера, в которой предаются ласкам любовники, и стеклянный колокол, укрывающий трех грешников, иллюстрируют голландскую пословицу: «Счастье и стекло – как они недолговечны».

Надо отметить, что расположение земной юдоли в центре существенно меняет логику изображения традиционных религиозных триптихов. Как правило, на таких картинах изображалась библейская хронология: Творение мира, жертва Христа, Страшный Суд (если смотреть слева направо), но поскольку у Босха в середине вместо Христа показана человеческая земная жизнь, moralite картины приобретает совершенно иной смысл. Босх рисует историю человеческого грехопадения: от сотворения до конца света.

Разберем каждую из 3 частей отдельно

Левая створка (Рай) представлена сценой сотворения Евы. Люди еще находятся в догреховном состоянии: они невинны и чисты, и потому между Адамом и Евой нет никакой телесной связи. Он просто изумленно взирает на нее, находясь на почтительном расстоянии. В центре мы видим некое причудливое сооружение. Это Фонтан Жизни, изливающий чистые голубые воды, из которых появляются на свет различные животные. На заднем фоне можно наблюдать райских животных в окружении полуфантастического пейзажа. На переднем плане, около Дерева познания, Бог показывает Адаму сотворенную Еву. Но уже на этой картине присутствует предзнаменование грядущего грехопадения. Оно символически изображено в виде ямы с грязной темной водой, из которой выползает черный кот с мышью в зубах (нечистое дьявольское творение).

Далее центральная часть, собственно сам «сад земных наслаждений», визуально напоминающий многоцветный яркий ковер, сотканный из сияющих красок. Поистине, праздник плоти и беспечных утех, жизнь во всей ее языческой полноте. Но стоит приглядеться и можно увидеть, что первоначальное впечатление весьма обманчиво. Пестрота скрывает многочисленные людские пороки, аллегорически изображенные посредством народных примет и алхимических символов (пруд роскоши, замок тщеславия и др.) Процессия всадников верхом на животных на втором плане символизирует круговорот страстей. Третий план, где люди летают на крылатых рыбах или на собственных крыльях – это профанация образа бесполых ангелов. По всей картине размещены символы пола и сексуального влечения: раковина-влагалище, лодка-яблоко в форме женской груди. Даже животные олицетворяют вожделение: птицы – беспокойную похоть, рыбы – томление плоти. В нижней части картины можно заметить молодого паренька, который сношает землянику. Напомним, что в западноевропейском искусстве земляника была символом девственности. На этой картине то, что было лишь намеком в Раю, приобретает зримую явленность, выпуклую телесность, рельефность греха.

Наконец правая створка триптиха – апогей грехопадения, сама земля превратилась в Ад. В центре находится гротескная фигура монстра. На его шляпе бесовское отродье водит хоровод с грешниками. Вокруг центра происходит экзекуция падших людей: кого-то распяли, кого-то прибили гвоздями, кого-то пожирают адские твари. Музыкальные инструменты, которые в земной жизни были средствами получения удовольствий, здесь используются в качестве орудий пыток. Птицеголовое чудовище в высоком кресле поедает обжор (наказание соразмерное преступлению). Антропоморфный серый заяц (антипод белого кролика, символизировавшего бессмертную душу) погружает чье-то тело в яму с серой. Гигантские уши разделывают не менее гигантским ножом проклятых. Мужик в правом нижнем углу тщетно борется с любовными приставаниями свиньи, в одежде монахини. Ключевыми моментами этой картины является переворачивание и фрагментация. Привычные вещи наделены противоположным жутким смыслом, и большая часть объектов лишена целостности, остались только какие-то ошметки.

Благодаря Бахтину, мы знаем, что мир средневековой культуры – это мир двойственный и энантиоморфный, в котором одна противоположность переходит в другую или отражается в перевернутом виде (карнавализация). Во время карнавалов высокие христианские ценности и бытовые (мирские) представления менялись местами. Королем карнавала становился нищий или дурак, назначался карнавальный епископ, который во всеуслышание богохульствовал, мужчины надевали маски женщин, а женщины – мужчин, вместо произнесения благочестивых речей люди сквернословили, словом происходила инверсия бинарных оппозиций. Почему? Потому что в сознании средневековых христиан в отношении урожая по-прежнему были живы языческие представления. Чтобы зерно дало плод, оно должно было символически умереть и возродиться. Поэтому на первый план в это время выходила тематика «низа» (гениталий), символизировавшая материнское лоно земного начала. Принципиальная амбивалентность средневековой культуры может объяснить, почему персонажи картин Босха одновременно похожи на кошмарные образы Апокалипсиса и в то же время – на веселый карнавал людей и демонов.

Общим местом в среде искусствоведов стало говорить о непознаваемой таинственности работ Босха, их неоднозначности и пугающей загадочности. Босха называют «профессором кошмаров», «мрачным фантастом», некоторые даже считают, что ему удосужилось воочию лицезреть сцены Страшного Суда. Мы же в свою очередь можем вслед за некоторыми исследователями сказать: «выступая в своем искусстве как мыслитель, Босх смотрел на мир глазами художника».