«Вехи»: Создатель английской поп-музыки. Что мы знаем о Джоне Доуленде?

Средневековая поп-звезда

Посетив любой клуб, поймав такси или зайдя в супермаркет в любой стране мира вы, с большой долей вероятности, услышите одну и ту же музыку: те же песни, те же аккорды, одну и ту же лирику. Впрочем, сегодня мы поговорим не о музыкальной культуре в целом, это было бы слишком обще. Речь пойдет об исторических корнях поп-музыки Туманного Альбиона.

С недавнего времени особой популярностью в Англии стало пользоваться творчество Эда Ширана. Его последний альбом разошелся более чем миллионным тиражом в Великобритании. А тончайшая сентиментальность «Castle On The Hill» стала почти новым национальным гимном. Хотя, даже если рыжеволосый Ширан, со своими броскими любовными композициями, буквально одержим народной культурой современной Британии, становится очевидным, что он вряд ли первым ухватился за национальные настроения. Ну а отсюда логично следует вопрос – кто же был первым?

Тенденция к популяризации музыки уходит корнями в XVI столетие и ведет нас к личности композитора, лютниста и поп-звезды своего времени – Джона Доуленда. Этому Элвису Пресли XVI века или, может быть Майклу Джексону, на самом деле не так важно, удалось оседлать «конька хмельного праздношатания», который сделал его известным и с тех пор верой и правдой служил английским музыкантам.

На картине: королева Англии Елизавета I (1533-1603).

Интересный факт: Королева вела личную переписку с Иваном Грозным (он же Иван IV).

Но, несмотря на популярность и историческую важность Доуленда, о его жизни практически ничего не известно. Родился он около 1563 года, вероятно, в Лондоне. В 1588 получил звание бакалавра музыки в Оксфордском университете.  Много путешествовал, сначала работал на королеву Елизавету I, затем на датского короля Кристиана IV. Правда ему пришлось покинуть Данию после скандала и, так сказать, «неудовлетворительного поведения». Королю Кристиану очень нравилась музыка лютниста и он платил Доуленду астрономическую по тем временам сумму в 500 талеров в год.

Несмотря на это музыкант не идеально относился к своим обязанностям, часто отлучался в Англию для издания своих произведений и к своей семье, за что и был уволен в 1606 и вынужден в итоге вернуться на родину. Кстати, его не принимали при английском дворе, скорее всего, из-за того, что он был католиком. И, несмотря на значительную славу, Доуленд умер в бедности (20 февраля 1626 года в Лондоне), сокрушаясь о «молодых мастерах лютни», которые «восхваляют себя, унижаясь» перед такими стариками как он сам. Многое в жизни поэта остается загадкой: даже сейчас ходят слухи, что Доуленд был шпионом и предателем. Но, сейчас совсем не об этом.

Красота печали

Если детали биографии Доуленда до сих пор остаются тайной, то личность рвется наружу из его песен. Взять хотя бы названия – «Burst Forth My Tears» («Дай моим слезам пролиться»), «Rest A While You Cruel Cares» («Останови ненадолго свои жестокие ласки») – определенно врезаются в память. Да и его лирика все еще оставляет след в сердце любого, кто слушает: «Burst forth my tears, assist my forward grief, and show what pain imperious love provokes» («Дай моим слезам пролиться, помоги выразить мое горе и покажи, какую величественную боль вызывает любовь» или вообще «какую боль вызывает любовь сильных [«imperious love» зависит от контекста прим.ред.] мира сего»).

Альбом: «Come again» Джон Доуленд и его современники.

Исполнители: Ян Кобов, Hamburger Ratsmusik и Саймон Экерт. 

В другой композиции Доуленд пел – «down, down, down I fall, and arise I never shall» («Я падаю все ниже, ниже и ниже и никогда не поднимусь»). Кажется, что все эти страдания доставляли поэту немалое удовольствие. «Его девизом было «semper Dowland, semper dolens». Что значит: «всегда Доуленд, всегда несчастный», – сказал Пьер Уард, исполнитель старинной музыки и исследователь, в интервью ВВС Culture. Подобно Леонарду Коэну или Тому Уэйтсу, Джон Доуленд был музыкантом захваченным тревогой, личность которого трудно рассматривать в отрыве от его музыки.

Однако, ни на что не похожее творчество лютниста – не просто результат личной аффектации. В первую очередь – это признак эпохи. Англия XVI века была одержима «меланхолией». «Модно [имеется в виду меланхолия прим.ред.]», – говорит Ольга Эрнандес Ролдан, преподаватель истории музыки в Высшей школе пения Мадрида. Тед Либби, музыкальный критик, соглашается – «меланхолия была признаком утонченного человека», – пишет он в статье для NPR. Это характерная черта кого-то «зрелого и способного к глубокому чувству» – продолжает музыкальный критик.  

Логично, что подобные умонастроения, в том или ином виде, просачивались в повседневную жизнь 16-го века. Шекспир создавал своего Гамлета и пытался бросить его в бурлящий котел из экзистенциальных опасений, Томас Брайт писал целый трактат, посвященный меланхолии. Не удивительно, что это коснулось и Доуленда.

Лютнист буквально впитывал идеи и модные тенденции, использую их в своей лирике. Он не стеснялся активно обращается к культуре своего времени: ее повседневности, страстям и «трендам». Впрочем, как и многие современные музыканты. К примеру «Galway Girl», все того же Эда Ширана, идеально отвечает чаяниям и нуждам современных подростков, жаждущих поддаться хмельной ностальгии.

Однако, музыка Доуленда была революционной еще и по ряду других причин. Самое важное: он стал одним из первых композиторов, которые популяризировали лютню в Англии. Как и пианино, каких-то пару столетий спустя, лютня сделает музыку доступной «для буржуазии», объясняет Ольга Эрнандес Ролдан. «Лютеон позволил людям играть мелодии по нотам, да еще и в домашних условиях», – говорит она. Ко всему прочему, Доуленд писал музыку, рассчитанную на массовую аудиторию.

Альбом: «Lachrimae or Seven Tears» Джон Доуленд (1604).

Исполнители: Джорди Саваль и его ансамбль Гесперион XX. 

Поэтому совершенно очевидно, что его творчество было дико популярным, а одна из  песен переиздавалась аж четыре раза в конце 1500-х и начале 1600-х годов. В отличие от плотных итальянских мадригалов прошлого века, многие песни Доуленда были «организованы просто» с одной лишь сольной лютней в качестве аккомпанемента. «Они оказывали большое влияние на публику» – говорит Пьер Уард – «и помогли превратить английский язык в "европейский"». Лютнист и его лютня двигали музыку вперед, более чем кто-либо. 

Шекспир от мира музыки

Учитывая все это, неудивительно, что Доуленд теперь известен как «первый [в истории современной Англии прим.ред.] певец-поэт-песенник», хотя не все согласны. «Чтобы действительно оценить вклад Доуленда, мы должны воспринимать его внутри музыкального контекста…», – говорит Эрнандес Ролдан – «…я считаю, что говорить о нем, исключая из контекста рассуждений мир, в котором он существовал – не имеет смысла». В каком-то смысле, проводить демаркационную линию между Доулендом и современными музыкантами – значит грешить анахронизмом.

Да, этот звездный лютнист не носил черную кожаную куртку, но его тип самовыражения, в сочетании с простым, интенсивным стилем являются признаками современной поп-музыки. «Доуленд – не что иное, как «Шекспир от мира музыки», чей яркий стиль совсем не устаревает с веками» – говорит Пьер Уард. И если некоторые историки еще могут колебаться, проводя параллели между Доулендом и современной музыкой, то сами исполнители с легкостью берутся за адаптацию его страстных мелодий.

Например, такие композиторы как Бенджамин Бриттен и Пэрри Грейнджер писали каверы на песни Доуленда, а «The Dowland Project» изящно смешивает лютневые мотивы «средневековой поп-звезды» с современным джазом. Элвис Костелло спел версию «Может ли она простить мои ошибки?». А в 2006 году Стинг выпустил целый альбом с каверами на песни Доуленда.

Меланхоличный звон лютни Джона Доуленда отдавался в поколениях английских художников все дальше и дальше. В начале 20-го века это был Эдвард Элгар с его «прекрасной в своей героичности меланхолии». Позже «Pink Floyd» с их явно депрессивно-меланхоличными песнями. В «Time», они спели, что «быть в тихом отчаянии – это английский способ существования».

Мода на «доулендскую меланхолию» продолжала расти вместе с ослабевающими позициями хиппи-движения. И уже 1976 году «Joy Division» захватывают умы британских подростков, измученных экономической и социальной нестабильностью. А всего лишь 10 лет спустя появляются The Smiths с композициями «Please, Please, Please, Let Me Get What I Want» и «How Soon Is Now?». Одним словом, депрессивность и меланхолия по-прежнему являются главными тенденциями среди подрастающих поколений. Джон Доуленд, конечно же, не пел «happy in the haze of a drunken hour, but heaven knows I’m miserable now» – это был Morrissey. Но этот гениальный лютнист мог бы спеть нечто подобное.

Естественно, не вся поп-музыка подверглась влиянию «музыкального Шекспира». Но, именно Доуленд с его меланхоличным стилем оказали значительное влияние на артистов последующих поколений. Правда возникает закономерный вопрос – почему вообще англичане так тянутся к страданиям? Может быть, это просто часть английской ментальности? В одной старой английской пословице говорится – «дурак тот, кто не тоскует хотя бы раз в день». Или, быть может, дело в погоде? Как сказал Вольтер, «это были темные ноябрьские дни, когда англичане вешали друг друга».

В чем бы ни заключалась причина, меланхолия, несомненно, должна была сильно отпечататься в национальной идентичности британцев, чтобы пройти сквозь века. И тут явно не обошлось без вмешательства, возможно, главного английского поп-музыканта всех времен.