«Эротика Текста»: Истории без начала и конца. Три романа, в которых нет сюжета
Сюжет – это один из обязательных структурных компонентов классического романа, который повествует, как правило, о том, что произошло с теми или иными персонажами. Роман как повествовательный жанр литературы не может обойтись без действий и событий, выстроенных в определенной последовательности. Совсем не обязательно ставить сюжет во главу угла, обедняя содержательную часть романа. И все же именно сюжет организует весь богатый художественный мир крупных прозаических произведений. Однако же не все писатели спешат с этим согласиться.
XX век в литературе стал веком экспериментов над жанрами, когда их четкие границы стали размываться или вовсе исчезли. Можно согласиться с мнением Н.Александрова, высказанным в его заметках о современном рассказе: «Время канонических жанров осталось далеко позади. На смену нормам и правилам пришла полная творческая свобода. Жанр остался лишь в качестве предмета эстетической рефлексии, и возвращение к ограничивающей жанровой норме возможно только при подчеркнутой стилизации». То есть писатель больше не соблюдает правила жанра и стиля и играет с ними. Роман не стал исключением и в результате различных художественных опытов превратился во что-то очень неопределенное, даже дошедшее до абсурда – возникновения антиромана. Роман в стихах А.С.Пушкина был еще цветочками по сравнению с ягодками нашего времени.
Романы трех писателей, о которых пойдет речь в этой заметке, имеют странную форму, отражающую их творческую установку. Задачи авторов, конечно, решаются по-разному. Но среди того, что их роднит, можно выделить отсутствие сюжета в привычном его понимании. Если благодаря сюжету классические романы можно пересказать, то романы этих трех авторов – Алена Роб-Грийе, Хосе Селы и Дмитрия Галковского – пересказать практически невозможно, можно только указать на место действия и характер героев, вспомнить какие-то отдельные ситуации.
Ален Роб-Грийе «В лабиринте»
Французский писатель Ален Роб-Грийе является представителем «нового романа», который иногда еще называют антироманом. А все потому, что произведения этого нового течения в литературе были направлены на открытое и бескомпромиссное отрицание традиционной системы романа.
Читая роман «В лабиринте», непременно поражаешься его необычности, отыскать там привычного героя очень сложно, как и понять, о чем вообще рассказывает автор. Конечно, это написано не забавы ради, а является выражением определенного взгляда на мир, которому свойственно некое разочарование в реальной действительности. О романе Роб-Грийе можно сказать словами Клода Симона: «Рассказчик знает о реальности только фрагменты, только крохи, которые он постигает с помощью органов чувств, сознавая безграничность своего неведения и ограниченность своих возможностей».
В романе «В лабиринте» (1959) текст подменяет собой реальность. Прочитать его как обычно не получится, ведь от сюжета здесь есть только следующее: в самом начале появляется некий солдат, замерший у фонаря. Этот солдат ищет кого-то в незнакомом городе, по нескольку раз обходя одни и те же улицы, потом отдыхает в кафе и умирает в результате ранения. Вот и всё. Остальное содержание романа занимают бесконечные описания вещей, которые окружают героя, и те мысли и воспоминания, которые рождаются по поводу этих вещей.
«Вещь» – это ключевое понятие для эстетики Роб-Грийе, с ним и связывают появление «шозизма» или «вещизма» в литературе XX века. Под шозизмом имелась в виду манера изображения реальности путем описания различных осколков этой реальности, ее отдельных «вещей». Вот один из таких кадров, тщательно описывающих главного героя и то, что его окружает в данный момент:
«У солдата под мышкой слева сверток. Правым плечом и предплечьем он опирается о фонарный столб. Он обернулся в сторону улицы так, что видна небритая щека и номер воинской части на вороте шинели: пять-шесть черных цифр на фоне красного ромба. Дверь углового дома, расположенная у него за спиной, прикрыта неплотно, она и не распахнута, но её подвижная створка прислонена к более узкой, неподвижной так, что между ними остается промежуток – продольная темная щель в несколько сантиметров. Справа протянулась вереница окон нижнего этажа, с ними чередуются двери зданий; одинаковые окна, одинаковые двери, с виду и по размерам похожие на окна. На улице – из конца в конец — не видно ни единой лавки».
Роман «В лабиринте» почти весь состоит из таких фотографических подробностей и деталей, которые выхватываются авторским взглядом из тьмы остальных вещей. Но установить какую бы то ни было связь между ними, чтобы понять происходящее, оказывается почти невозможным. Даже единственный герой романа, солдат, не может четко вспомнить, кого он ищет в чужом городе. Таким образом в лабиринте оказывается и сам читатель.
Дмитрий Галковский «Бесконечный тупик»
Русский писатель Дмитрий Галковский широко известен в литературных кругах благодаря своей новаторской книге «Бесконечный тупик». Именно книге, потому что романом назвать это произведение не получается – хотя бы из-за того, что оно представляет собой примечания к несуществующему тексту и самим примечаниям. Это беспрецедентный случай в истории литературы, когда комментарии пишутся раньше самого комментируемого текста.
Эта книга начинается с примечания, к которому пишется следующее примечание и так далее, пока перед читателем не возникает огромная сеть микротекстов, связанных друг с другом по принципу ссылки. Несомненно, это текст постмодернистской направленности, так как его автор при написании опирается на излюбленное постмодернистами понятие, «фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности» – ризому. Поэтому сам Галковский называет свое произведение гипертекстом, не имеющим ни начала, ни конца, ни центра, ни завязки, ни развязки и т.д.
Читателю предоставлена полная свобода, книгу можно читать с любой страницы, так как целостного повествования в ней нет, это набор микротекстов самой разной тематики (история, культура, литература, эстетика, философия, религия). Гипертекст «Бесконечный тупик» состоит из 949 фрагментов-примечаний и послесловия. Движение читателя по виртуальному тексту осуществляется с помощью гиперссылок. У Галковского есть всё, что должно быть в большом романе: изящная словесность, философские и лирические отступления, осмысление исторических событий и размышления об эстетике. А вот сюжета нет и быть не может.
Роман «Бесконечный тупик» правомерно называют паралитературой, синтезирующей в себе различные гуманитарные дискурсы. В гипертексте Галковского реализуется тезис «сознание как текст». Книга насыщена цитатами, аллюзиями, стилизациями, различными переделками уже известных текстов.
В предисловии к книге «Бесконечный тупик» А. Василевский говорит: «Любая цитата из книги заведомо недостоверна. Любая мысль, изъятая со страниц книги, становится неизвестно кому принадлежащей и неизвестно чье мнение выражающей. Любой фрагмент, любая выборка сомнительны». Это еще один роман без сюжета, но не без богатого культурно-философского содержания.
Камило Хосе Села «Улей»
Несмотря на то, что Села – признанный классик испанской литературы, он никогда не был чужд стилистической игре и экспериментмъам над жанровыми формами. Например, в романе «Улей» Села обошелся без сюжета, что, впрочем, никак не умалило его объективных достоинств, таких как психологическая глубина, реалистичность, масштабность, выразительность языка.
Читатель, привыкший к сюжетно занимательным книгам, с первых страниц разочаруются в «Улье». В сравнительно небольшом по объему романе насчитывается более 160 персонажей, которые по очереди появляются в мадридском кафе и проводят там свободное время за выпивкой и разговорами. Этим исчерпывается событийная сторона «Улья». Автор берет на себя роль наблюдателя, который, сидя за столиком этого же кафе, подробно документирует всё, что видит и слышит вокруг. В итоге мы узнаем жизненные обстоятельства, проблемы, радости и печали простых испанцев, сидящих в кафе. Благодаря этому авторскому приему мы сталкиваемся с реальностью лицом к лицу и понимаем, что драматизм жизни не там, где имеют место высокие подвиги и страдания, а у нас под носом, в повседневной жизни.
Вот некий пожилой человек рассказывает банальный анекдот из своей жизни, произошедший полвека назад:
«Эта идиотка думала меня облапошить. Да-да! Продувная была бестия! Я пригласил её выпить белого, и, когда выходили мы на улицу, она как стукнется физией об дверь. Ха-ха-ха! Кровь течет, будто быка режут. А она: «О-ля-ля, о-ля-ля» – и пошла себе, а у самой всё нутро выворачивает. Пропащая была бабенка, всегда пьяная! Потеха, да и только!».
Весь текст романа состоит из таких реплик случайных посетителей кафе, из описания их внешности и поведения.
Писатель создает на страницах романа человеческий улей, такой же шумный и такой же внешне хаотичный. Однако внимательный читатель может проследить тонкие ниточки, ведущие нас от одного персонажа к другому и увидеть, что на самом деле все людские жизни связаны и составляют нечто единое – можно сказать, дух времени. Это своеобразное исследование писателя произошедших изменений в обществе, преобладающих настроений и желаний человека из народа. По крупицам – диалогам, портретам, реакциям – Села создает общую картину своего времени. И отсутствие сюжета тому не помеха.