«Интервью»: «Психоаналитик - немного аддикт встречи с бессознательным». Беседа с Александром Федчуком
Первый вопрос из разряда наивных. Слушая как разные люди говорят о своей профессии, которая им нравится, которая составляет дело их жизни, всегда можно заметить какие-то вещи, которые можно назвать желанием этого конкретного человека как профессионала.
Например, когда мой отец-пчеловод говорит о меде и пчелах, когда правильно собирать мед, чтобы он созрел, и прочих тонкостях пчеловодства, как мне кажется, я это желание вижу. Его удовольствие – получить хороший мед, и он может об этом меде рассказывать часами, какой он хороший и как он этого добился. Или когда мой муж-преподаватель говорит о своей работе со студентами, я вижу желание что-то такое донести студентам, и когда это удается – я вижу удовольствие от работы.
Желание пчеловода, желание преподавателя, желание журналиста, желание психоаналитика – это все желания одного порядка? Можно это описать как некоторое удовольствие, азарт, которые получаешь от блестяще проделанной работы?
Я поначалу именно в таком ключе об этом рассуждал, как ты об этом говоришь. Потому что у моей родной сестры явно выраженное желание бухгалтера. Если где-то что-то документы не в порядке, она кушать не может, спать не может, вынесет мозг всем, включая директора, чтобы все было в порядке. Я поэтому думал о том, что желание бухгалтера и желание аналитика – оно в пределе предполагает некий результат, я не знаю, что-то там в горизонте…
Вообще давай вспомним, что бессознательное у Лакана (и у Фрейда, понятно) – это бессознательное желание. И невроз, как способ наслаждаться-тире-страдать, для человека – это некая его собственная формулировка, некий ответ на то, чем является его бессознательное желание, о котором (о желании, то есть) он сначала не имеет даже малейшего представления.
И вот, когда ты в процессе собственного анализа пытаешься его «ухватить», высказать, сформулировать... Затем в процессе работы эта формулировка редуцируется, модифицируется, и подходит к чему-то… Этот ответ – в процессе анализа он переписывается, переделывается… И в пределе, на выходе, мы получаем человека, бессознательное желание которого модифицировано. На выходе из анализа (полномасштабного, доведённого до окончания) мы получаем человека, у которого его способ наслаждаться модифицирован. И его желание, получается, модифицировано. И это и есть желание аналитика. Об этом и речь, когда говорят, что психоаналитик - это продукт собственного анализа. Если желание бухгалтера – это чтобы документы были в порядке, то как желание аналитика сформулировать? Видимо, чего-то он хочет такого, что в его присутствии, в присутствии аналитика, происходит, имеет место, высказывается бессознательное.
Довольно часто случается такая вещь, что человек, придя в анализ, чтобы решить какие-то свои проблемы, через некоторое время заявляет своему аналитику, что тоже хочет стать аналитиком. Как разделить эти вещи: желание аналитика и желание быть как аналитик (т.е. идентификацию с аналитиком)?
Сложно сказать, потому что, естественно, каждый случай индивидуален. Часто это идентификация. Практически все анализанты, которые достаточно долго со мной работают, рано или поздно об этом заявляют, об этой идее стать аналитиком. И я всегда ставлю ее под сомнение. Потому что действительно это может быть идентификация. И как определить, идентификация это или нет? Слава богу, для того, чтобы стать аналитиком, нужно продолжать свой анализа, а не делать ничего дурного... (поправляется) А не делать что-нибудь другое. Когда человек продолжает свой анализ, рано или поздно становится все-таки ясно, идентификация это или…
(после паузы). Для меня гораздо интересней случай, когда человек полагал себя уже немного начинающим аналитиком, был какое-то время в анализе. Потом он меняет аналитика, что-то о себе понимает, и вдруг говорит: «Пожалуй я остановлю свою практику». И передает своих пациентов, с которыми он начал работать, другим специалистам. И занимается своим собственным анализом, не практикуя. Занимается своим анализом довольно долго, не практикуя... Почему? Он мне говорит: «Что-то я, похоже, фигню тут делаю [когда работаю с пациентами]. Я не хочу больше заниматься фигней. Потому что то, что я делаю – к анализу это не имеет никакого отношения. Я делаю вид, что я аналитик, а я не аналитик, это ясно». И я снимаю шляпу перед этим человеком, потому, он делает свой анализ для того, чтобы сначала стать аналитиком, а уже потом подумать и решить, принимать пациентов или нет! Он делает его в первую очередь для себя! Возможно, когда-нибудь у него будут пациенты, а может он и не захочет принимать... Миллер, кстати, сколько я читал какие-то истории, он вообще не планировал работать с пациентами. Просто однажды к нему пришли и попросились в анализ. И он начал работать…
На мой взгляд, когда человек идет в институт психоанализа до того, как он побывал кушетке психоаналитика, - эта практика довольно сомнительна. В институт, называющий себя «институтом психоанализа». Он (человек) же еще ничего об этом не знает. В институте психоанализа ему говорят: «Институт психоанализа не сделает вас психоаналитиками». Говорят? Говорят! Но студенты этого не слышат! Судя по тому, что я вижу – не слышат. Окей. И вот когда они заканчивают курс вот этот, у них уже в дипломе написано: «Психолог тире психоаналитик». Они приглашают к себе пациентов, ищут себе пациентов, делают какие-то практики, лекции, обсуждают кино с психоаналитической точки зрения... Я не знаю, на самом деле, как правильно, но вот так, мне кажется, это очень сложный какой-то путь. Я не знаю, возможный ли?! Да, он знает теорию, а вот касательно желания психоаналитика – в нем этого вообще еще нет. И т.е. с одной стороны, ему надо искать пациентов, чтобы на что-то жить, и надо проходить психоанализ, а это стоит денег, и не маленьких... А денег нет, потому, что нет ни пациентов, ни опыта работы... И как тут быть? У меня ответ один: стать психоаналитиком, блин, невозможно! (смеется). Ну это как … «женщины не существует», что там еще? – «сексуальная связь не существует»... И «психоаналитиком стать невозможно» - думаю, что это из той же серии. Не существует гарантированного способа стать психоаналитиком. Но! как у Лакана есть в 21 семинаре, что ли: «То, что женщина не существует, не мешает им время от времени случаться». Так же и психоаналитики видимо, иногда случаются.
А как все-таки правильно? Закончить анализ и тогда только практиковать?
Я не знаю как правильно. На мой взгляд сделать сначала свой анализ, и потом начать практиковать – вот это было бы идеально. Но я сам не такой. Я сам так же точно начинал. Я же сам точно так же был в анализе, потерял средства к существованию, и судя по всему, через эту идентификацию выкарабкался. Я пошел в институт, когда у меня закончились все истории с бизнесом, и я решил, что «ну-ка, выберу-ка я эту профессию, и начну принимать пациентов. Я же вижу, что это дает худо-бедно доход». И я вспоминаю сейчас, какие глупости я тогда делал… Ну, может, не совсем глупости, но то, что я тогда делал, к анализу точно не имело никакого отношения. Это железобетонно. Это была какая-то психотерапия, что-то людям как-то помогал, когда-то получше, когда-то похуже, но к анализу это точно не имело отношения никакого лет десять назад. Поэтому касательно меня, в тот момент, когда я принял решение получать эту профессию, чтобы у меня в дипломе было написано «психолог тире психоаналитик», и принимать пациентов, это точно было не желание аналитика. Это было желание принимать пациентов, а это не одно и тоже. Даже я бы сказал, что желание принимать пациентов – это точно не желание аналитика.
А что касается идентификации с аналитиком – по сути это не проблема. Понятно, что по ходу анализа идентификации меняются. Трансфер что-то меняет, постоянно что-то происходит. Это может быть одно из… как это называется? Транзиторных идентификаций! Транзиторные – это как у грудничков есть транзиторные состояния, желтуха бывает у детей транзиторная. Т.е. она приходит на несколько дней, и уходит. Вот, такие транзисторные идентификации, наверное, случаются в анализе. Другой вопрос, что если человек выбирает это профессией, серьезно к этому относиться имеет смысл только тогда, когда он задается серьезно этим вопросом в собственном анализе. Это его, по сути дела, работа – это желание подвергнуть сомнению, подвергнуть его разработке что ли. Что это за желание работать с пациентами? Сначала он задается этим вопросом в собственном анализе, и затем, когда начинает практиковать, он постоянно задается этим вопросом во время супервизий. Практика контроля (супервизии, то есть) подобна практике анализа. Ты идешь к аналитику тоже, который собаку съел на клинике, и ему рассказываешь о том, что ты делаешь в кабинете. И он тебя «по носу щелкает», если ты делаешь какую-нибудь фигню. Буквально. Я помню, как я однажды на супервизии рассказывал о том, что пациент (подросток) попал в ситуацию какую-то очень неприятную, а его родители не очень могут ему помочь. И я за него переживаю: «А как же у него вот это, а как же у него вот то?..» И мне супервизор говорит: «вообще-то вы не его отец». И я думаю: «Да етить твою мать, точно!» Потому что то, что я делаю – это уже не анализ, это забота о пациенте. Вообще-то это другой дискурс. И когда я из дискурса психоаналитического съезжаю на какой-то другой дискурс, мне на супервизии тут же об этом говорят. И если ты практикуешь, ты обязательно должен быть в контроле. Потому что заблудиться в дебрях собственной офигительности, или встать на путь доброго самаритянства, ну очень легко! Не успеешь и глазом моргнуть, как ты причинил пациенту добро, например...
Серж Коттэ говорит, что желание аналитика можно понимать как желание знания. Но не любого знания, а знания бессознательного. Другими словами, это желание дать слово бессознательному, чтобы бессознательное заговорило. Можно ли в таком случае сказать, что желание аналитика начинается с личного анализа, с желания дать слово собственному бессознательному?
Я об этом как-то уже говорил в нашей аудитории тесной. У меня возникла следующая метафора. У меня дядька был дрессировщик профессиональный, он дрессировал собак. Т.е. вот эти все ОКД, ЗКС и т.д… Готовил собак для службы в армии, милиции. Учил их всем этим навыкам. А я маленький был, и у него постоянно щенята водились. Однажды он говорит: «Иди сюда, сейчас будем из щенков делать хищников». Как делаются из щенков хищники? Идея такая: когда щенки всю свою жизнь... ну сколько там, они еще слепые, маленькие, и все время молочко из титьки сосали. И он дает им мясной фарш. И они: «Ааам!», - и все, им молока больше не надо. Были значит щенятки молочные, стали хищники. У меня такое же, знаешь, немного есть ощущение... После того как аналитик в личном анализе с собственным бессознательным встретился, попробовал его на вкус, он потом и у анализанта эти проявления бессознательного будет видеть. Не в том смысле, что он будет на него набрасываться как хищник. А в смысле чутья: он знает, что он ищет, и способен взять след.
Вот этот диалог с бессознательным Фрейд описывает в работе «Конструкции в анализе». Грубо говоря, у аналитика в работе с пациентом есть некая гипотеза, и ему надо ее проверить. И он делает некую интервенцию, что-то сообщает пациенту. И идея Фрейда в том, что здесь не важно, что анализант скажет словами в ответ на интервенцию аналитика: согласится – не согласится... А важно, как ответит на это его бессознательное. Например, человек скажет «нет» и покраснеет, или скажет «да» и заикнется, или голос его сядет в этот момент... Что-то такое произойдет, что станет ясно, что вся амбивалентность здесь присутствует: и да, и нет. Фрейд говорит, что мы слушаем не то, что пациент скажет, не то, что скажет «Я» пациента, а то, как выскажется его бессознательное.
Вообще, когда бессознательное высказывается, это каждый раз маркируется эффектом удивления. И у аналитика тоже. Все равно это всегда удивляет. Это всегда удивляет! В собственном анализе тоже, когда с этим сталкиваешься… И в анализе пациентов тоже, когда это так отчетливо происходит, это каждый раз удивительно. Это не такое частое явление, чтобы знаешь… Когда я об этом рассказываю постоянно, может показаться, что у меня в кабинете это происходит 8 раз в день. Ничего подобного! Это довольно редкое явление, не очень частое.
Лакан рассматривал желание аналитика как движущую силу лечения, поскольку окончание анализа, равно как и его стагнация и сопротивление, подчинены именно ему. Можно ли сказать, что желание – это такая универсальная штука: оно либо есть, либо его нет, и если оно есть, то уже никуда не денется? Или возможна ситуация, что с одним пациентом желание аналитика есть, и анализ идет прекрасно, а с другим оно что-то барахлит, и пациент в итоге уходит или пребывает в той самой стагнации?
Судя по тому, что у меня с одними пациентами получается этот дискурс организовать легче, а с другими сложнее, я могу судить, что наверно вот это желание, на котором я функционирую, оно работает с разными пациентами все-таки по-разному. Если учитывать фразу Лакана, что сопротивление пациента – это всегда сопротивление аналитика и только аналитика, и ничье больше, то получается, что если мои пациенты сопротивляются… А у меня есть ощущение, что некоторые мои пациенты сопротивляются. Судя по всему, это имеет отношение к моему анализу, и к моему собственному опыту. Вот к этому желанию, бессознательному желанию, которое в какой-то своей части не является, наверно, желанием аналитика. А где-то видимо пробуксовывает. Видимо оно, как это..? Как кокаин в кино про гангстеров – немножечко не чистое, с примесями (смеётся).
Я знаю одного очень известного аналитика, не в России, во Франции, очень крутого, клинициста вообще великолепного; я просто снимаю шляпу, когда презентации его смотрю в психиатрической клинике. И тут я узнаю… а мы с ним хорошо, допустим, знакомы. И тут я узнаю, что он возобновил свой анализ. Спрашиваю: а что? Он говорит: ты знаешь, а что-то буксую... Т.е. он прошел большой свой анализ. Он закончил. Пасс не проходил, но не у всех же есть желание проходить пасс. Ну, казалось бы, прекрасно все! И я был этим просто поражен. Ну ему-то куда? А вот буксует. Поэтому, на мой взгляд, это желание аналитика всегда стоит немножко оттачивать, немножко «доводить». Я думаю, само пребывание в анализе дает... ну не гарантию, гарантию конечно же не дает... Но когда ты сам в процессе приоткрытия собственного бессознательного, это тебе дает все-таки некую опору, когда ты работаешь в кабинете.
Перенос как еще одна движущая сила лечения тоже находится в тесной связке с понятием желание аналитика. Коттэ говорит даже, что перенос является ответом на желание аналитика, и по аналогии с понятием субъекта предположительно знающего (конец 8 семинара), определяет желание аналитика как «субъект, предположительно желающий». Каким образом эти два предположения (субъект, предположительно знающий, и субъект, предположительно желающий) дополняют друг друга (и дополняют ли)?
Для меня вообще вот эта связка между знанием и наслаждением (где-то у Лакана есть, что знание – это эквивалент наслаждения), долго оставалась каким-то бредом. И тут я (наклоняется к диктофону, шепотом)… Вообще это не для того, чтобы публиковать, но я изначально не из тех, кто читал в юности Шопенгауэра, Шекспира и Гете. Начиная с 30 лет я только начал их читать. И тут я читаю Фауста. Ты знаешь, что Фауст искал? Это меня поразило - он искал знания-божественного-тире-наслаждения. Т.е. божественное знание и божественное наслаждение они как бы … пересекаются. И получается, что если я знаю все, значит я знаю, как наслаждаться. Знание имеет отношение к наслаждению.
Субъект, предположительно знающий – вообще очень сложный концепт. Сначала пациент полагает, что аналитик знает. Потом становится понятно, что это не аналитик знает, а его собственный [пациента] субъект бессознательного тут, в анализе проговаривается. И это знание, которое мы ищем, оно находится не в голове у аналитика, а где-то в дебрях психического аппарата, в голове или в пятке пациента (мы же не знаем локализацию бессознательного, где оно находится. Может оно в пятке находится? И субъект, предположительно знающий, сначала он в аналитике, потом он в анализанте, и потом он вообще как бы растворяется. Перестает в общем-то функционировать.
Касательно желания аналитика, аналитик, как субъект предположительно желающий? Ну да, действительно, если тот, к кому я прихожу, ничего не хочет, то чего я ему буду о чем-то говорить? Это меня заставляет думать о том, что аналитик должен хотеть пациента, но не очень. Но маленько хотеть все-таки, чтобы он ко мне приходил. Я делаю все, чтобы … Хотя нет, я не «делаю все, чтобы», но я хочу, чтобы он ко мне продолжал приходить, и вот это его бессознательное приоткрывалось. Не просто, чтобы он приходил, а чтобы он приходил за тем, чтобы бессознательное приоткрывалось.
У меня вообще была такая мысль, что это немного такая, знаешь, аддикция, зависимость. У Короленко есть теория, что всё - аддикция. У Цезаря нашего Петровича. Он везде аддикции видит, он же аддиктолог. И на мой взгляд, мы все аддикты в том смысле, что целостной личности не существует, мы все от чего-то зависим. И быть аддиктом, зависимым от собственного симптома – это же логично! Если аддикт наслаждается химической зависимостью, или не химической зависимостью, там игроманией, например, то невротик наслаждается собственным симптомом. Почему бы не подумать о то, что аналитик - аддикт встречи с бессознательным? Потому что встреча с бессознательным дает очень специфическое удивление и немножко от восторга что-то что ли? У меня лично. Каждый раз выхожу из кабинета, такой: «Блин! Прикольно вообще!» И всегда хочется это повторить. Мне. Но я могу ошибаться, конечно. Но на сегодняшний день я это так для себя мыслю: что это немножко такое, что имеет отношение, наверно, к наслаждению. К наслаждению аналитика.
Продолжая тему переноса как ответа на желание аналитика. Коттэ вспоминает историю из раннего Фрейда, где тот использует искусственный прием надавливания пальцами на лоб пациентке. Этот жест является знаком желания Фрейда, знаком его любви к знанию, которое она хранит в себе, говорит он. При этом Фрейд с такой настойчивостью выпытывал у пациенток их секреты, что они, почувствовав близость его желания, буквально приносили свое бессознательное ему в дар (или не приносили).
Признаться, для меня есть в этой истории что-то сладострастное, при том, что Фрейд сам не однократно повторял, что желание – это «сладострастие». Как это эротическое измерение желания, в том числе желания аналитика, сочетается с политикой строгого запрета на сексуальные отношения между аналитиком и анализантом?
То самое сексуальное влечение, о котором говорил Фрейд в «Трех очерках по теории сексуальности» – о чем там речь? Главная идея в том, что сексуальное влечение измудряется паразитировать на витальных потребностях. Т.е. оно первое к чему прицепляется – это к оральной зоне, потому что первое, что ты делаешь – ты ешь. И наслаждение сексуальное, из которого потом разовьется вообще в принципе взрослая сексуальность, его зачатки начинают паразитировать на первом, что попалось. Влечение – оно не направлено сразу на партнера противоположного пола. Оно просто есть и все. Ищет свои объекты. Как бы ему удовлетвориться, через что бы ему инкарнироваться? И тут ты ешь. Оно, как бы, «говорит»: «О! буду-ка я через это…» И это окрашивает процесс питания еще и дополнительным наслаждением. Нагружает, дает наслаждение… Т.е. насыщение голода – само по себе это хорошо. Но сексуальное влечение, присоединившись к этому удовлетворению витальной потребности, к питанию, добавляет туда еще сколько-то наслаждения. И в конце концов потом посредством развития через определенные этапы из этих зачатков формируется взрослая сексуальность.
Другими словами, человек становится человеком, когда для него процесс питания, например, становится дополнительно еще и немножко наслаждением, а иногда и множко наслаждением. Зря, что ли, чревоугодие считается грехом?
Анализируя сновидение Фрейда «об инъекции Ирме», Лакан дает совершенно неожиданное его прочтение. По его мысли, в этом сновидении речь идет о желании Фрейда как желании аналитика. Фрейд этим сновидением как бы обращается к сообществу психологов и антропологов, для которых он и видит этот сон, и говорит буквально следующее (2 семинар):
«Я тот, кто просит прощения за дерзость, с которой первым осмелился взяться за лечение больных, которых до меня не желали понять и не позволяли себе лечить. Я тот, кому нужно за это прощение. Я тот, кто не хочет нести за это вину, ибо вина неминуемо ложится на того, кто первым переступает пределы, прежде положенные человеческой деятельности. Я не хочу быть этим виновным. В таком же положении, что и я, находятся все остальные. Я лишь представитель того широкого, неопределенного движения, что именуется поисками истины — движения, где я исчезаю бесследно. Теперь я ничто. Мои амбиции были больше меня. Шприц, конечно же, был грязный. Именно поскольку я этого слишком желал, поскольку в этом деле участвовал, поскольку хотел выступить в роли творца и создателя, я как раз творцом не являюсь. Творец —это больший меня. Это мое бессознательное, та речь, которая во мне, по ту сторону моего Я, сказывается».
Что имел в виду Лакан говоря, что «шприц» желания Фрейда был грязный? За что в действительности извиняется Фрейд, по мысли Лакана?
Шприц грязный? Ну это тот упрек, который все… С одной стороны упрек, с другой оправдание, которое все не проходившие свой анализ, но практикующие в кабинете и называющие себя аналитиками – все в один голос говорят: «ну Фрейд же не проходил свой анализ, вот и мне не надо». Фрейд действительно не проходил свой анализ у аналитика. Он делал свой самоанализ с Флиссом в переписке, исследуя свои сновидения. Это известный факт, и ничего нового я тут не скажу. Видимо именно это имел в виду Лакан, говоря, что «шприц» желания Фрейда был грязный. В том смысле, что его желание не было как бы рафинировано, не было очищено в процессе собственного анализа.
Но это было желание аналитика, потому что Фрейд изобрел психоанализ. Он ничего бы не изобрел, если бы его желание случайным образом не оказалось желанием аналитика. Коль скоро в ответ на желание Фрейда появился психоанализ, мы можем реконструировать, что у него и было желание аналитика. Идея понятна? Мы же говорили о том, что невроз как способ наслаждаться, как способ человека жить вообще – это ответ на его бессознательное желание. И то, как жил Фрейд, то, что он делал, то, что он создал – это ответ на какое-то его собственное желание. Видимо это было желание аналитика. В ответ на желание Фрейда... коль скоро получился психоанализ на выходе – значит он его и хотел?
Вообще в последнее время анализы становятся все длиннее, длиннее и длиннее. И у меня есть такая версия, что аналитики современные, их желание в большей степени очищено что ли, чем в 50-е годы, например. Мне так думается, мне так хотелось бы думать, как минимум. Мне самому очень интересно в своем собственном анализе дойти до конца... Я тут дожил до того, что здоровым образом жизни начал заниматься. Мне это раньше никогда в голову не приходило, и тут я думаю: «Блин, ну надо! Судя по всему, анализ мне еще долго проходить, хотелось бы успеть…» Правда! Очень интересно дойти до конца анализа, чтобы посмотреть на свое желание в чистом виде, сформулировать его, посмотреть, что это, что я из себя представляю в радикально редуцированном таком состоянии? Какова моя субъективная истина? Это же ужасно интересно! И это наверно даст мне возможность в том числе и в кабинете практиковать как-то по-другому.
Еще одно определение желания психоаналитика, которое я нашла у Сержа Коттэ, отсылает нас к способности (или к мужеству) преодолеть страх перед действием. Здесь Коттэ цитирует слова Фрейда о Брейере, что несмотря на свою интеллектуальную одаренность, Брейер был полностью лишен фаустовского начала. Фрейд в отличие от Брейера имел мужество в эту преисподнюю сойти.
«Но чтобы поступок этот оказался не простым отыгрыванием, представляющим собой всего лишь уход со сцены, а переходом к действию (passage à l`acte), необходимо пойти на риск сделать промах, чего Фрейд, разумеется, не избежал», - продолжает Коттэ. Здесь необходим лежащий в основе любого права переход к действию, а это и есть то самое, от чего психоанализ в наши дни уклоняется, цитирует он Лакана.
По сути дела, страх перед действием – это то, с чем сталкивается любой пси-специалист, сидящий в кабинете и принимающий пациентов, когда ситуация требует от него непосредственного вмешательства. И это всегда риск, потому что промах действительно возможен. И чем больше ты понимаешь в теории, тем больший страх испытываешь, потому что наверно гораздо проще нести всякую чушь, не очень представляя, как эти слова могут повлиять на человека. Можете поделиться собственным опытом, как к вам пришло это мужество начать действовать в кабинете? Отличается ли оно от мужества действовать в других пограничных ситуациях в жизни? Бывают ли случаи, когда вам приходится преодолевать себя, чтобы решиться на какую-то интервенцию?
Дело в том, что в современном анализе то, что работает – это тот самый акт. Мы помним, что конструкцию Лакан полагает на стороне анализанта. Это анализант делает анализ, это он делает основную работу. Аналитику остаётся только акт. И аналитик может совершать эти акты… Аналитик! Тот, кто практикует в качестве аналитика, давай скажем так. Потому что аналитик он еще или нет – это большой вопрос.
И вот, предположим, что есть человек, который решил принимать пациентов, закончил институт, но не делал, например, свой анализ... Или только-только его начал… Или начал, да не с тем... Ну короче, нет у него опыта адекватного анализа. Из какой позиции этот начинающий специалист может совершить акт в работе с пациентом? Акт, поступок он может совершить только из позиции «слабоумия и отваги». Ведь совершенно очевидно, что не имея опыта адекватного собственного анализа и учитывая серьезность последствий, такому специалисту от актов стоит воздерживаться... А вот если он проходил толковый собственный анализ, тогда ему именно собственный анализ и дает все основания. Он слышит тогда, что происходит в работе с пациентом, и знает, что делает.
Это очень хороший вопрос, спасибо тебе огромное. И мне очень нравится это разделение, что у того, кто сидит в кресле психоаналитика, два выхода – либо опираться на «слабоумие и отвагу», либо собственный анализ делать, и на него опираться. И хорошенечко выбрать аналитика! Убедиться, что тот, к кому ты обращаешься за анализом, имеет основания практиковать в качестве аналитика... Это вообще-то говоря нормально - выбирать аналитика со всей осторожностью, речь идёт о твоей жизни, а не о покупке кило картошки, которую тебе все равно у кого покупать... И убедиться, что аналитик этот представляет свои случаи в среде коллег, в профессиональном сообществе. Это очень важный момент.
Вообще представлять свою работу в профессиональном сообществе – это всегда риск. Ты рискуешь тем, что ты провалишься, что может оказаться, что твоя практика ничего не стоит. И ты готовишься, супервизируешься… Это работа внутренняя аналитика. И прежде, чем в анализ к кому-то идти, всегда есть смысл разобраться, а к кому ты идешь? А был ли твой аналитик сам в анализе? Представляет ли случаи? Если представляет, то в каких сообществах? И когда ты проходишь анализ у такого человека, который способен взять на себя риск акта представить случай, скорее всего он способен взять на себя риск акта и в кабинете. И этот риск он берет не из слабоумия и отваги, а из того, что он был в анализе, он в супервизии, и представляет случаи, он учится работать со случаями, а не просто фантазирует, что он умеет быть аналитиком.
Спроси у любого, кто представляет случаи…. Нет, у любого не надо, потому что масса людей не представляет сконструированный случай, а просто перечисляет факты, происходящие в кабинете... Но люди, которые реально конструируют случаи, их докладывают в профессиональной среде, на семинарах, конгрессах, других крупных событиях, для них это практика, которая их трансформирует. Делает из них аналитиков. Потому что это тоже акт.
Уже Фрейд занял довольно четкую позицию отмежевания психоанализа от дискурса господина. В этом смысле желание аналитика можно понимать еще и как желание особой этики, этики «очищенного» желания. Что здесь имеется в виду? От чего должно быть очищено желание аналитика?
На мой взгляд это такое парадоксальное желание, как я себе представляю: если в анализе в ответ на твое желание появляется желание пациента, бессознательное приоткрывается. Важно, чтобы это было именно его желание, а не твое. Это проблема, в том числе чисто техническая: как сделать так, чтобы то, что появляется у анализанта, было не твоим, а его? Чтобы автором вот этого высказывания бессознательного, которое приоткрывается в анализе, чтобы автором был именно он? А не идентификация со своим аналитиком, например. Не ответ на желание того, кто сидит в кресле аналитика... Скажем, аналитик хочет чего-то от пациента, чтобы пациенту стало получше. И ему раз, стало получше. Помнишь этот известный фрейдовский «Случай молодой гомосексуалистки»? Там в ответ на желание Фрейда, чтобы она обрела традиционную ориентацию, пациентка в своем сне видит, что она нормальная: замужем и т.д. И она приносит ему это сновидение. В ответ на горячее желание Фрейда ее излечить, ее бессознательное фабрикует такой сон, в котором она как будто бы излечивается... Но это поддельное выздоровление, это не её желание, это желание Фрейда... Это далеко от психоаналитической этики.
И технически как это сделать так, в ответ на что должно проявляться, приоткрываться бессознательное анализанта – большой вопрос. Что я такое должен… инкарнировать в кабинете, чтобы в ответ на то, как я там происхожу, у пациента приокрывалось, высказывалось бессознательное? Допустим у меня есть некое бессознательное желание, я же невротик. И я его буду транслировать пациенту, помимо своей воли, бессознательно. В ответ на мое бессознательное желание пациент тоже будет как-то там, что-то там транслировать. Все! Начинается интерсубъективность, это ни фига не психоанализ! Это взаимные некие воздействия... В идеале мое желание, которое было первоначально бессознательным желанием невротика, ставшее затем желанием аналитика (я это уже третий раз за сегодня формулирую)... в ответ на него происходит раскрытие, высказывание бессознательного пациента. И оно, это приоткрывшееся бессознательное пациента, должно быть по идее очищено от чего? От аналитика, получается!
Лакан предупреждал нас о том, что бессознательное не вечно, и аналитики несут за его существование и будущее свою долю ответственности. «Бессознательное, поскольку его выслушивают, может однажды и замолчать. Проделанная Фрейдом брешь должна была очень быстро закрыться, не найдись воля, равная его собственной, чтобы удерживать ее открытой. Следовательно опасность исчезновения желания аналитика под давлением требований со стороны дискурса господина остается на повестке дня», - вторит ему Серж Коттэ. Коттэ называет это «этической составляющей, без которой желание не может оставаться на высоте фрейдовского идеала передачи психоанализа как практики». На сколько эта история, происшедшая в 50-60-х годах прошлого века (во время внутрицеховых разборок различных психоаналитических школ) актуальна для нашего времени? И на сколько может быть она актуальна для России, учитывая, что у нас очень молодая школа психоанализа?
Гиперактуальна, я бы даже так сказал. Однажды меня спросили на генеральной асамблее Новой Лакановской Школы во время Конгресса Женеве, - «Как там у вас в России?» Как раз у нас в этот момент Ассоциация Фрейдово поле - Россия закрылось, распустилось. А почему? И я им рассказал советский анекдот про автомат Калашникова: «Мужик жалуется один другому: слушай, я с завода деталей принёс … (с завода Тульских самоваров). Но я их как не собираю, каждый раз автомат Калашникова получается».
Кто в то время в России жил, тот поймет юмор, что на самом деле завод производит не самовары, а калашниковские автоматы. Просто он называется самоварный. И этим примером я хотел показать, что мы с коллегами искренне пытаемся инсталлировать психоаналитический дискурс, чтобы психоаналитический дискурс имел место. А у нас только и происходит, что дискурс Господина, то есть - дискурс власти, полная противоположность психоанализу. И как сделать так, чтобы хоть немного психоанализ теплился, не «завозной», а на местах, чтобы здесь в России были свои очаги, где он мог бы воспроизводиться – это очень большая проблема и большая сложность. Как сделать так, чтобы психоанализ, настоящий психоаналитический дискурс жил в людях? Потому что психоанализ не живет на улице, он живет только в субъективных эффектах, живет в психоаналитиках.
Есть такой видеоблогер, зовут его Григорий Соколов. Он делает видео про лес, про походы, учит разводить костёр... Я его просто обожаю за то, что он умеет разводить огонь из чего угодно. Т.е. он такой: «А давайте разожжём огонь с помощью шнурка?» Берет шнурок, и с помощью шнурка разводит огонь. «А давайте разожжём огонь с помощью… двух пустых бутылок?». Берет две бутылки, делает из них линзу, разводит огонь. «А давайте сделаем огонь с помощью… не знаю... ложки!» Берет ложку, загибает ее, делает из нее зеркало, и разжигает огонь. Я думал нет, из воды не сможет. Он из воды развел огонь! Из ледышки сделал линзу и развел огонь. И самое главное: он разводит, и он всегда это делает под камеру до того момента, пока не загорится по-настоящему.
Так вот у нас в России пока еще не загорелось, у нас едва тлеет еще. Это я про психоанализ уже. В Москве тлеет, в Питере тлеет, в Новосибирске тоже тлеет, надеюсь. А надо, чтоб загорелось. Потому что, во время Фрейда загорелось но едва не погасло. Потом пришел Лакан – загорелось. И вроде как, я думаю, что в Париже и Буйнос-Айресе горит. В Бордо да. Там, где есть клинические секции – в Брюсселе, в Генте... Гент – небольшой городишко в Бельгии, но там горит, блин, полыхает! Там вообще нормально.
Среди моих коллег, именующих себя психоаналитиками, есть такое представление, что психоанализ можно распространять, продавая психоаналитическое знание через коммерческие образовательные проекты, через курсы для тех, кто хочет начать принимать пациентов в кабинете. Их идея в том, психоаналитическое знание надо продавать дорого, тогда оно будет цениться, тогда оно будет живо. И это должно быть коммерчески выгодным проектом, чтобы было больше людей, которые хотят практиковать с пациентами. Но давай вспомним, все-таки, что практиковать с пациентами, желание практиковать с пациентами не имеет ничего общего с желанием психоаналитика. Потому что, как сказал Луис Солано, психоаналитик – не капиталист. От слова совсем не капиталист! И годное психоаналитическое знание (читай «способность произвести аналитический акт») через коммерческие курсы не передаётся, оно только в собственном анализе вырабатывается, и больше нигде.
Я ничего не имею против капитализма. Грета Тунберг говорит, что капитализм виноват в том, что планета скоро накроется медным тазом, но я не знаю, как может быть по-другому, без капитализма... Ну оно вот функционирует как-то... общество сегодня функционирует по принципам капитализма, это факт. Это понятно: эффективность, прогресс, там, больше, круче, давай-давай! Но… есть такой дискурс, отдельный, психоаналитический, если хочешь, дискурс человеческого... Это другая сторона жизни, вообще. «Что я есть такое?», субъективная истина, гамлетовские вопросы бытия и всякое прочее такое, которое на рынке не продать, но ценнее чего, может, и нет ничего. И очень бы хотелось, чтобы ему тоже было место под солнцем. Мне бы хотелось. И я очень рад, что не мне одному, что есть коллеги, которые считают так же. Их немного, но много, может, и не надо. А в капиталистическом дискурсе психоанализ не живет. Как болгарская палочка, которая из молока йогурт делает, не живет в кипятке. Ей нужна питательная среда, чашечка петри, глюкоза, тепло – все это. Так и для появления психоанализа нужны не продавцы теории, которых тьма, а штучные, «инфицированные» желанием психоаналитика практикующие специалисты, способные совершить психоаналитический акт, которых много быть не может. И тогда у нас все получится!.. Но это не точно, потому что гарантий никаких нет.
* в оформлении использована работа Dirk Wuestenhagen