Основные методы литературоведения

Статья №4: «Столпотворение смыслов. Деконструктивизм в литературоведении»

Статья №4: «Столпотворение смыслов. Деконструктивизм в литературоведении»

«Текст – это не только литературное произведение. Текст – это любая знаковая система. Да что там, мир есть текст! Поэтому понимай как хочешь, не прогадаешь!» –  такие суперрефликсивные гиперсемиотические лозунги по примеру Деррида начали провозглашать литературоведы деконструктивистской ориентации. Concepture публикует статью о самом постнаучном современном гуманитарном направлении. 

Если структурализм еще признавал наличие внезнаковой реальности, то постструктурализм пришел к радикальному выводу о том, что никакого означаемого нет, есть только означающее. В рамках постструктурализма возникла и развивалась отдельная специфическая интеллектуальная стратегия, автором которой был французский постмодернист Жак Деррида. Именно ему принадлежит знаменитый пансемиотический тезис «мир есть текст». По Деррида, все знаки культуры выстраиваются бинарно-иерархически, подчиняясь закону исключенного третьего. Согласно этому закону, какое-либо высказывание может быть или истинным, или ложным (третьего не дано).

Подобная схема определяет понимание и других явлений. Например, что-то может быть или живым, или мертвым, находиться снаружи или внутри, слева или справа. При этом один из членов оппозиции всегда находится в привилегированном положении и обладает более положительной коннотацией. Так в оппозиции мужское/женское приоритет отдается мужскому, потому что культура, в которой производится оппозиция, по своему характеру патриархальна. А в оппозиции запад/восток преференция принадлежит западу, потому что эту оппозицию создает европейская культура. Деррида подвергает резкой критике такой способ мышления, полагая, что члены оппозиции вовсе не описывают объективную реальность, а просто постоянно отсылают к значениям друг друга, оставаясь в пределах замкнутой системы языка.

Альтерантивой Деррида считает мышление, свободное от логоцентризма, способное снимать оппозиции и вообще протекать вне поля бинарности. Но поскольку в истории европейской мысли никогда не было реальных позитивных альтернатив, Деррида так или иначе приходится иметь дело с аристотелевской традицией. Поэтому свою философию он начинает с отрицания, но отрицания не тотального, впадающего в нигилизм, а отрицания конструктивного, выборочно отвергающего какие-то элементы и креативно их переделывающего. Процедуру этого конструктивного отрицания Деррида называет деконструкцией. До сих пор не существует однозначного определения этого концепта.

Кто-то считает, что это просто радикализация мысли постструктураизма, иные полагают деконструкцию самобытным культурным феноменом и даже отдельным философским направлением, используя при этом номинацию деконструктивизм. В свете вышесказанного можно определить деконструкцию как переосмысление классических текстов (организованных по принципу бинарных оппозиций), приводящее к конституированию принципиально нового пространства смысла, в котором бинаризм преодолевается. Для деконструктивистского истолкования является типичным стремление снять такие оппозиции, как: буквальное – образное, наука – литература, культура – природа, субъект – объект, означаемое – означающее. 

О деконструктивизме в литературоведении и литературной критике всерьез начали говорить в связи с исследованиями йельской школы. Поль де Ман – самый видный представитель американского деконструктивизма – вслед за Деррида, исходил из постулата абсолютной автономности языка, который он понимал как систему, обладающую практически бесконечным (безграничным) потенциалом смыслопорождения, интерпретации и реинтерпретации. С точки зрения деконструктивизма, все лингвистические знаки суть риторические фигуры, а слова – метафоры. Понимать язык референицально, то есть, считать, что вне языка есть какая-то реальность, на которую язык указывает и к которой отсылает – не более чем иллюзия.

Язык не способен адекватно репрезентировать реальность, поэтому глупо пытаться понять истинное намерение автора литературного текста, выявить некий единственный основной смысл, который он закладывал в произведение. Деконструктивизм легитимирует практику субъективной интерпретации. Более того – поощряет ее. Чем субъективнее, тем лучше. И любые возражения о том, что «отсебятина» ничего общего со смыслом текста не имеет, отвергаются на том простом основании (самими же деконструктивистами и заложенном), что субъективность это и есть смысл, и вне субъективности никакого смысла нет. Каждый читатель налагает на текст собственную схему «смысла». Литературоведение деконструктивизма представляет собой не строгое научное исследование, опирающееся на факты и определенную методологию понимания этих фактов, а некую свободную игру ассоциаций и значений, которые текст порождает в сознании читателя. Вот почему читать деконструктивистские тексты практически невозможно.

Дабы не быть голословными, приведем отрывок из работы Поля де Мана «Критика и кризис»:

«Не следует думать, будто субъективное чувство вины мотивирует риторическую стратегию так, как причина определяет следствие. Нет оснований утверждать, что этические интересы субъекта определяют нахождение фигур или что риторический потенциал языка порождает выбор вины как темы; никто не сможет решить, изобретал ли Пруст метафоры оттого, что чувствовал себя виноватым, или поневоле заявлял о своей вине, чтобы найти применение своим метафорам. Поскольку единственный нередуцируемый «замысел» текста—это замысел его конституции, вторая гипотеза, по крайней мере, не столь неправдоподобна, как первая. Поскольку проблема неразрешима, приходится отложить ее. Но предполагая, что повествователь по тем или иным причинам заинтересован в успехе своих метафор, можно подчеркнуть их операциональную эффективность и сохранить присущую критику бдительность по отношению к обещаниям, которые делаются при переходе от чтения к действию при посредстве серии метафор».

Если говорить о том, в чем состоит инновация деконструктивистской литературной критики, можно сказать, что она акцентирует внимание исследователя не на личности писателя, не на социальных обстоятельствах, внутри которых создавалось произведение, не на идеях и мыслях, которые пытался выразить автор, а на языке: на том, как он функционирует в русле того или иного жанра, литературного направления, у того или иного писателя. Оттого деконструктивизм в литературоведении тесно смыкается с лингвистикой и философией языка. Тексты деконструктивистов изобилуют специальной терминологией, избыток которой порой затемняет смысл предложений.

Иногда даже возникает подозрение, что если обложиться словарями и попытаться вникнуть в смысл всех этих «темных мест», в конце концов обнаружишь, что вникать в общем-то не во что. В любом случае, понять деконструктивизм в литературе невозможно вне контекста философии Деррида. А философию Деррида невозможно понять вне контекста постструктурализма. А постструктурализм – вне структурализма и т. д. И в этом смысле как-то очень странно, очень по своему постмодернизм (как комплекс всей этой хрени) продолжает интеллектуальную европейскую традицию, хоть и всячески ее критикует и пытается с ней порвать.

Рекомендуем прочесть:

1. Ж. Деррида – «Структура, знак и игра в дискурсе». 

2. Г. Блум – «Страх влияния. Карта перечитывания». 

3. Д. Либескинд – «Между линиями».