Образование

«Теории»: Внутренняя логика. Концепция развития науки Александра Койре

Большинству из нас удобна и привычна картина, в которой наука служит обществу, отзываясь на его запросы и постепенно накапливая полезные знания. В ХХ веке целая плеяда философов отважилась на тревожащие вопросы о науке, а также на более близкое изучение того, чем на самом деле занимается ученый. Одним из пионеров радикального пересмотра взглядов на науку в Западном обществе стал Александр Вольфович Койре. Его концепцию и разбирает сегодня Concepture.
«Теории»: Внутренняя логика. Концепция развития науки Александра Койре

Ценность оригинального подхода

Наука стала очень важной частью общества в XX веке, в ней сошлись ожидания, тревоги и желания людей. В силу этого философия науки получила очень мощный импульс к развитию в этот период. И по общему признанию специалистов философия науки в прошлом веке была сосредоточена главным образом на трех вопросах.

Первый: когда и как появилась наука и можем ли мы строго отделить ее от других форм знания?

Второй: существует ли на самом деле прогресс и постепенное накопление научного знания?

И третий: какие факторы влияют на развитие науки? Или даже так: что в большей степени продвигает науку – внешние условия или внутренние изменения?

Собственно, Александр Койре любил науку и всерьез изучал ее, чтобы пролить свет на эти вопросы. Его привлекала сама идея науки, а не только какие-то конкретные дисциплины. Ключевым он сделал последний вопрос, потому что очень сложно спорить с тем, что наука довольно активно развивалась в Европе, как минимум в последние три-четыре столетия. Однако зафиксировать развитие не то же самое, что понимать его и уметь объяснить. Решал его он во многом вопреки общепринятым представлениям.

Кроме того, оригинальный ум этого мыслителя был склонен и к постановке совершенно новых вопросов, высвечивающих очень любопытные аспекты науки. Например, «В какой мир верят ученые?», «Так ли нужна строгая граница между наукой и другими областями интеллектуального поиска?», «Может ли ошибиться наука, а не ученый?», «Возможно ли альтернативное развитие науки, чем то, что мы видим в Западном мире?», «Что в большей степени характеризует науку – поиск законов или поиск причин?».

Койре предложил совершенно контринтуитивное, но не лишенное изящности решение для всех ключевых вопросов философии науки. Так, вместо поисков четкой демаркации науки и не-науки он убедительно доказывал значительное влияние философских и религиозных доктрин на фундаментальные принципы науки. Вместо веры в кумулятивное поступательное движение (накопление знаний) он описывал несоизмеримость того, что понималось под наукой и научными понятиями в разные эпохи. И конечно, вместо убеждения, что наука развивается благодаря внешним запросам от общества, экономики и государства, Койре выступил с теорией, согласно которой самую важную роль играют интеллектуальные факторы.

Иными словами, науку продвигают микрореволюции, происходящие в среде научных коллективов и интеллектуальных сообществ в целом. И касаются они вовсе не реальности или новых приборов, а прежде всего изменений в постановке проблем, в исследовательских программах, в способах организации практики ученых. Подобная концепция получит обобщенное название интернализм.

Биография и влияния

Александр Койре родился в 1892 году в Таганроге, но высшее образование получал уже в эмиграции – в Гёттингенском и Парижском университетах. Застав первую мировую в Париже, он вступил в Иностранный легион, а затем в русский полк. С 1930 года стал «директором исследований» в Практической школе высших исследований. После войны возглавлял французский Центр исследований по истории науки.

Койре оказал огромное влияние на представления французских интеллектуалов о том, что считать наукой и знанием. Элементы его эпистемологии можно найти у самых разных мыслителей того периода. Со многими из них его будет связывать и многолетняя дружба (например, с Леви-Строссом, Лаканом и др.). В память о его заслугах будет учреждена медаль имени Койре «За выдающиеся научные работы по истории науки», которая и по сей день вручается Международной академией истории науки.

В период обучения в Гёттингене Койре слушал курс Гуссерля по философии и лекции Гильберта по математике. Возможно, именно их влияние сформирует образ науки для будущего специалиста по истории науки. Наук много, и они достаточно разные, поэтому, когда тот или иной мыслитель воспевает науку, хорошо бы знать, какую именно он при этом держит в уме.

Для Койре наиболее близкими станут математика и современное естествознание. Как это ни удивительно, но в науке его будут мало интересовать фундаментальные открытия и их практическое использование. Главное, на что он будет обращать внимание – это на то, как наука себя учреждает и обосновывает. Иными словами, важно то, как сами ученые объясняют себе то, почему их деятельность – не досуг, не измышление гипотез и не работа по найму, а именно наука, поиск знания о реальном мире.

Ключевым моментом для научности становится формализация. Койре в каком-то смысле проигнорировал вопрос о демаркации науки: с одной стороны, ему близка фраза «науки здесь столько, сколько математики» (Кант), а с другой стороны, для понимания развития науки он считал необходимым искать не различия, а сходства. По сути, для его теории характерен принцип единства научной, философской и религиозной мысли. И именно мысль определяет развитие науки.

Акцент на интеллектуальные факторы в науке

Подход Койре справедливо относят к интернализму, хотя он был не первым, кто предложил обратить внимание на историю идей, а не открытий и изобретений. В «Этюдах о Галилее» (1939) он объясняет развитие науки исключительно интеллектуальными факторами. Койре обратил внимание на то, что в интерпретации научной мысли очень сложно избежать логического круга и осовременивания. В самом деле, нам проще подогнать всякого рода неопределенность под общую логику развития: это предшествовало тому, следовательно, это – шаг на пути к тому.

Конечно же, такая схема не годится для серьезного мыслителя. Поэтому Койре считал, что научная мысль прошлого должна быть понята на основе выявления глубинных устойчивых структур сознания, которые определяют условия возможности или невозможности возникновения конкретных научных идей. Он разработал требование представить ход научной мысли в ее творческой активности: для этого все изучаемые источники нужно поместить в идейный контекст эпохи.

По сути, Койре был одним из основоположников генеалогического подхода в истории знаний, своего рода аутентистом в интерпретации идей. Его работа – это не просто попытка реконструировать контекст происходящего, но скорее попытка вжиться в сознание ученого прошлого. Койре подчеркивал, что ученый – это всегда тот, кто осознает науку и противопоставляет свою деятельность тому, что ей предшествовало. Оказывается, в подобных нюансах заложены радикальные различия, например, в понимании мира (который изучает наука) или в работе ученого (что именно он делает как ученый).

Койре также отметил, что изучение заблуждений и ошибок в науке еще более поучительно, чем анализ достижений, так как показывает критические точки развития науки. Например, в теории флогистона он видел яркий пример того, как физика постепенно отказывалась от поиска субстанций и переходила к процессуальным моделям. Собственно, в таком подходе Койре логично оказался оппонентом научных позитивистов. Он не только утверждал, что никакого накопления и наследования знаний между большими эпохами нет, но также настаивал на том, что философия не мешает развитию науки.

От Космоса к Универсуму

Исследование научной революции XVI-XVII веков дало ему повод заявить, что нормальное развитие науки совершается в тесном единстве с философией, которая и предваряет своими концепциями любую научную революцию. По мнению Койре, сущность интеллектуальной революции XVI-XVII вв. может быть охарактеризована двумя тесно связанными между собой моментами.

Во-первых, философы разрушили античное понимание Космоса (как целого и упорядоченного), а потому и ученые перестали апеллировать к этому понятию.

Во-вторых, пространство стало пониматься через призму геометрии: вместо конкретных локаций утвердилась идея абстрактного, гомогенного и бесконечного пространства. Или как он сам замечает: пространство мест Аристотеля сменяется евклидовым абстрактным пространством, которое признается реальным.

Античное представление о Космосе наследовало еще мифологическому представлению о том, что мир конечен, имеет завершенную структуру и внутри его существует некоторый порядок, не чуждый смысла. Мир как сфера с внутренним делением на небесную и земную физику был существенным моментом в интеллектуальной традиции от Аристотеля и до поздних схоластов.

Этот образ на рубеже Нового времени сменился совершенно иным: вместо Космоса появляется Универсум – открытый, однородный, бесконечный. Бесконечность опустошит мир. Или, как заметит Петер Слотердайк, человек внезапно обнаружил себя не внутри пузыря, защищающего его от внешнего хаоса, а напротив – на поверхности сферы глобуса. Человек осознал себя ничтожно малой величиной, находящейся на земном шаре, летящем в пугающе огромном пространстве. Продолжая мысль Бергсона, Койре прямо укажет на то, что наука принципиально меняет перспективу мира: вместо мира понятных и повседневных вещей возникает мир точных измерений, уравнивающих все – от атома до небесных тел.

Само же пространство переживает своего рода вторжение воображения в опыт. Геометризация реальности превращает всякое впечатление в частность или даже кажимость, за которой усилием мысли мы должны увидеть то, что изначально невидимо (а именно структуру).

Исследователь медиа и визуальности Фридрих Киттлер отметит, что западная цивилизация с эпохи Возрождения сделает радикальный крен от реальности, данной в восприятии к воображаемому, вмещающему все вариации реального. К явлениям, иллюстрирующим это он будет относить очень многое: прямую перспективу и окно Альберти-Брунелески, развитие оптики и артиллерии, абсолютное пространство Ньютона и механику, социальную философию и картезианский опыт когито.

Для Койре же важным остается прежде всего тот факт, что представление о непрерывном развитии физики – это иллюзия. Разрушение идеи Космоса как раз и было грандиозной интеллектуальной революцией, изменившей ход истории. Здесь не идет речи о смене одних теорий на другие, более совершенные. Пересмотру подверглось не только представление о мире, но и практика мышления, определяемая как научная. Или даже так: понадобилась совершенно новая философия со своим понятийным аппаратом и основаниями, чтобы появилось то, что мы называем механикой и естествознанием Нового времени.

Склонный к заострению нюансов Койре объяснит научную революцию Нового времени как «реванш Платона». По его мысли, в европейском культурном сознании сталкивается несколько метафизических и космологических парадигм, и к таковым относятся прежде всего платоники и аристотелисты. Платонизм был весьма популярен в античности, но в итоге был вытеснен в науке более эмпирически ориентированными академиками. Однако обращение к математизации науки и геометризации мира Койре относит как раз к возвращению платоновской модели. Известная формула «книга природы написана языком математики» и последующая переориентация естествознания от привычных наблюдений к идеальным моделям – это и впрямь реванш тех, для кого умозрение онтологически более реально, чем восприятие.

В то же время он сам замечает, что философская основа современного естествознания – это не только Платон, это скорее совершенно удивительный союз Платона и Демокрита. В самом деле, модель пространства и времени Ньютона, ставшая на несколько веков стандартом в науках, – это, по сути, демокритовские атомы в платоновском или евклидовом пространстве. И здесь Койре не без иронии замечает, что автор фразы «гипотез не измышляю» в этом шаге своей мысли является не столько хорошим физиком и математиком, сколько метафизиком.

Нелинейная наука

В таком разрезе можно увидеть, что Койре воспринимает философию не столько как недонауку (как позитивизм) или временные подпорки для строительства науки (как многие историки науки), а скорее, как своего рода грамматику – те правила, которые усваивают при изучении языка, а затем вытесняют в подсознание. Любопытно, что одним из следствий такого взгляда является еще одно довольно радикальное представление о развитии науки – это идея о том, что ничего окончательно не устаревает и не исчезает из науки.

В первой половине ХХ века для многих это откровенное противоречие идеалу науки как критичной к себе и прогрессивной деятельности. Однако уже во второй половине столетия эта идея найдет множество приверженцев – например, в лице Имре Лакатоса и его методологии исследовательских программ, явные элементы можно обнаружить в теориях Куна, Тулмина, Фуко…

В самом деле, любой эрудированный человек запросто обнаружит такой факт: идея эфира возникает в науке и философии довольно регулярно от античности до современности. А образ науки как сферы, в которой выдаются самые современные истины о мире (наука вне истории, без багажа ошибок и прежних поисков), – это всего лишь рекламная обертка, навязанная ученым политиками и идеологами.

Несколько непривычно Койре понимает и историчность. У науки нет строго линейной истории, нет прошлого в смысле чего-то забытого и устаревшего. Наука – это огромное целое в развитии, в ходе которого перестраиваются основы, переосмысливаются истоки и начала. Койре скажет по этому поводу:

«Историк проектирует в историю интересы и шкалу ценностей своего времени, и только в соответствии со своим собственными идеями – он производит реконструкцию. Именно поэтому … ничто не меняется более быстро, чем неподвижное прошлое».

Вслед за историком математики Полем Таннери он пользуется идеей «состояния ума современника», или еще чаще понятием – «рамка». Рамка – это те допущения и привычные ходы ума, которые разделяют представители одной эпохи, с тем лишь отличием, что интеллектуалы более близки к их осознанию и иногда способны к критике.

Рамка меж тем является косвенным ответом на то, чем занимается ученый. Споря с позитивизмом, Койре высказывает идею, что наука, отвечающая только на вопрос «как?», неспособна стать важной частью общества. Потому что в глубине души людей интересует вопрос «почему?», а не «как это происходит?». Необходимо различать причинность и закон (эту идею Койре взял у Эмиля Мейерсона).

Человеческий разум опирается на принцип тождества, а продвижение в познании происходит через нахождение тождеств в различном (получаемом из опыта). Именно поэтому мы всегда имеем дело с рамкой, с правдоподобием научной теории реалиям. Поэтому можно сказать, что центральный нерв науки – это бесконечное приближение к пониманию причин, в то время как чисто техническая сторона науки (объяснить, предсказать, использовать) – внешняя оболочка.

Там, где позитивист видит в открытии Коперника только попытку упростить расчеты (весьма сложные в системе Птолемея), Койре видит более глобальную смысловую ставку – на кону вопрос об образе и смысле мироздания. Вопрос, в котором тесно переплетены эстетические вкусы, религиозные убеждения, жизненные ориентиры и личные идентификации. Именно по этой причине Тихо Браге никогда не откажется от веры в геоцентрическую модель, а Эйнштейн не примет теорию невечной Вселенной (Жоржу Леметру по поводу нестационарной Вселенной он скажет: «Ваши вычисления верны, но ваше понимание физики отвратительно»).

Позитивизм морочит голову и себе, и ученым, пытаясь исключить это влечение к Истине из науки. В этом смысле ученые в представлении Койре как бы естественным образом склонны к платонизму – это своего рода «кабинетный платонизм». То есть ученый, конечно, знает, что в реальности есть лишь конкретные факты, события, эмпиреи, но как только он садится за свой рабочий стол, чтобы написать статью или учебник, то он вдруг начинает верить в незримые сущности – законы природы, абстрактные процессы и идеальные модели. Демон экстраполяции вселяется в ученого. Вместо серии экспериментов, набора вычислений или сбора данных вырастают «абсолютное черное тело», «инфляция», «результирующая температура» и прочие сферические кони в вакууме из мира платоновских идей.

Кстати, на основании этих идей считавший себя учеником Койре Жак Лакан сделает весьма тревожные выводы о науке. Он отметил, что настоящего ученого определяет совершенно слепое влечение к Реальному (знать Истину просто чтобы знать) – и оно совершенно глухо к любым предупреждениям разума, будь то экологические опасения, этические запреты или даже чувство самосохранения. Кроме того, современная наука все так же остается под сильным влиянием позитивизма, что приводит забвению наукой субъективного и попытке монополизировать истину, за которым скрывается на самом деле исключение понятия истины как цели науки.

Критика в адрес Койре

В заключении стоит отметить и то, что Койре неоднократно подвергался критике. И некоторые ее моменты стоит озвучить.

Прежде всего Койре ставили в упрек тот факт, что его концепция по своей сути строится на одном переломном моменте – эпохе Нового времени, в которое возникает парадигма классической физики. Некоторые посчитали, что он искусственно сузил сферу своего интереса просто потому, что только этот исторический момент хорошо вписывался в его теорию. Но ведь требовали осмысления и более близкие научные перевороты – открытие электромагнитного поля, развитие термодинамики, исследование элементарных частиц и рождение теории относительности.

В защиту Койре можно сказать, что он все-таки запланировал большую исследовательскую программу, в которую входило две задачи – подробная реконструкция научного сознания периода Ньютона и периода Максвелла. Это был дотошный и эрудированный историк, не любивший спешки. Сформулировав эту программу, Койре понимал, что времени ему не хватит: к тому моменту ему было уже около 60 лет. Так что он успел лишь написать пролог – выпустить несколько глубоких книг, детально исследующих мышление Галилея, Коперника, Кеплера, Декарта, Лапласа, Паскаля, Бруно, Гассенди, Ньютона, Лейбница, Эйлера, а также целого ряда забытых величин (Тарталья, Кавальери, Борелли, Маклорен и др.).

Другой критический аргумент часто приписывает Койре необъективность в отношении разных сфер духовной жизни человека. В силу ряда причин он не обращается к тем явлениям в области философии и религии, которые традиционно описывают позитивисты – это те точки, в которых наука подверглась критике и репрессиям со стороны церкви и известных умов эпохи. Этот аргумент частично верен, впрочем, стоит помнить, что сами позитивисты зачастую ссылаются не на исторические данные, а на мифы – вроде мифа о Темных веках. Койре через глубокое изучение Средневековья проникся уважением к тем достижениям мысли, которые произошли в эту эпоху (и, по сути, стали прологом к научной революции). В то же время он понимал, что борьба идей часто скрывается за борьбой институтов и людей.

Так, противостояние ученых Нового времени и церкви предопределено тем фактом, что католическая церковь в значительной степени опиралась на Аристотеля, а точнее – на его переложение Фомой Аквинским (томизм будет определяющей и официальной концепцией для католиков вплоть до второй половины ХХ века). Кроме того, Койре прекрасно понимает, что за нападками на науку от лица религии или философии стоят идеологи и прагматики, а не интеллектуалы.

Ни быт, ни политические дрязги, ни технологии эпохи не могут объяснить блестящий ум великого ученого. В этом, собственно, и суть интернализма Александра Койре. И кто знает, может быть будущие научные революции, которых многие так ждут, докажут именно его правоту? По крайней мере современная наука, вынужденная больше заниматься поиском финансирования, больше похожа на стреноженную лошадь, чем на летящего пегаса.


Для превью и оформления использованы работы Silvia Becker.

Возможно вы не знали:
Интернализм
(от лат. internus – внутренний) направление в философии науки, оппозиционное экстернализму и признающее движущей силой развития науки внутренние, интеллектуальные (философские, собственно научные) факторы.
Флогистон
(с др.греч. flogistos – горючий) в истории химии гипотетический флюид, наполняющая все горючие вещества и высвобождающийся из них при горении. Более ста лет флогистонная теория считалась научно верной теорией, несмотря на довольно странные допущения (например, отрицательная масса флогистона).
Рекомендуем:
  1. Александр Койре «От замкнутого мира к бесконечной вселенной»
  2. Александр Койре «Очерки истории философской мысли: О влиянии философских концепций на развитие научных теорий»