«Интертекст»: Пластический хирург для Галатеи: доля творческого участия лица в редактировании произведения

«Должен зайти в издательство Уильям Ш.

— Просмотрел вашу вещь, очень, очень неплохо. Умело выстроено, есть напряжение, драматизм. Это у вас первый опыт?

— Нет, я вообще-то уже написал одну трагедию про двух любовников из Вероны, которые…

— Лучше поговорим о вашей новой работе. Я вот думаю, почему действие должно разворачиваться обязательно во Франции. А не в Дании, например? Условно говоря? Не так уж много пришлось бы менять. Два-три топонима. Замок Шалон-на-Марне превращается, ну скажем, в замок Эльсинор… Северный колорит, протестантство, витает тень Кьеркегора, такое, знаете, экзистенциальное напряжение…

— А может, вы и правы.

 — Мне кажется так. Потом тут надо бы немножко пройтись по стилю. Чуть-чуть, несколько мелких поправок, вроде как делает парикмахер прежде чем приставить зеркало к затылку… Вот, к слову, призрак отца героя. Почему он выходит в конце? Я бы, откровенно говоря, выпустил его в начале. Так, чтобы отцовский дух постоянно потом присутствовал и влиял на поведение его сына, принца. Тогда будет яснее и конфликт с матерью.

 — В этом что-то есть. И надо только одну сцену перенести.

— Вот именно. Наконец, вопрос стиля. Возьмем любой кусок на пробу, например, когда молодой герой выходит на просцениум и заводит это свое рассуждение насчет действия и бездействия. «Действовать или нет? Вот что надо бы мне решить; сносить бесконечные нападки злобной судьбы…» Почему это только ему надо решить? Я сказал бы, в этом вообще состоит вопрос, понимаете, не его личная проблема, а основной вопрос экзистенции. Так сказать, выбор между бытием и небытием, быть или не быть…»

Перемещение действия в другое места дает, по мнению редактора, новую трактовку, «второе дно» тексту. А было ли оно (и предполагалось ли) в первоначальной задумке? Совпадает ли такое видение с тем, что намеревался создать автор? И чем считать тогда новую «версию» текста – усовершенствованным (подкорректированным) изначальным вариантом или новым объектом, созданным в соавторстве, а то и переработанным произведением?

Какая по счету капля превращает море в океан?

Эта капля – объективно неопределимая – кажется крайне важной для авторского права. Ведь, согласно положениям закона, с определенной «капли» лицо, добавляющее их, вполне может претендовать на звание соавтора.

Как оценить вклад соавтора? Даже если это один персонаж на огромном полотне (или яркий пример: мишки на знаменитом полотне И.И. Шишкина, нарисованные художником К.А. Савицким).[1] Известно, что на полотнах великих мастеров прошлого детали не первостепенной важности рисовали их подмастерья – увы, история не сохраняла их имена. Можно ли говорить здесь о нарушении авторских прав?

Как на самом деле писали братья Стругацкие, утверждавшие, что каждую фразу придумывают вместе?[2] Кем (или чем), в конце концов, был Шекспир?[3]

Раз точной меры нет, пойдем по нарастающей. Итак, правки – разлившееся пятно нефти в акватории: сначала незаметная пробоина, пара ничего не значащих капель, затем – черная клякса на поверхности, которая при определенном развитии событий вполне может покрыть непроницаемой пленкой всю воду и создать площадь нового объекта авторских прав.

1. Пара капель. Техническое правки и понятие «творческого труда».

Ст. 1228 Гражданского кодекса РФ предписывает считать автором «гражданина, творческим трудом которого создан результат». В отличие от Э.А. По с его почти пошаговой инструкцией для создания шедевра[4], закон не раскрывает понятие творческого труда – муза ли, Ворон ли, или сухой математический расчет приводят вас к созданию произведения, однако приводит список действий, которые не будут признаны «творческим трудом»:

«Не признаются авторами результата интеллектуальной деятельности граждане, не внесшие личного творческого вклада в создание такого результата, в том числе оказавшие его автору только техническое, консультационное, организационное или материальное содействие или помощь либо только способствовавшие оформлению прав на такой результат или его использованию, а также граждане, осуществлявшие контроль за выполнением соответствующих работ».

Отечественная судебная практика дает несколько подсказок: что исправление ошибок в программе для ЭВМ, действия по организации фотосессии, разработке сценария, расстановке и созданию композиции съемки, оказанию консультативной помощи – не «творческий вклад».[5] А вот управление беспилотным летательным аппаратом при создании фотографии будет считаться творческим вкладом, поскольку, как указал суд, итоговые фотографии напрямую зависели от навыков пилотирования. Ответчик, требовавший признать себя соавтором, участвовал только в консультировании и выборе ракурса съемки, при этом нажимал кнопку затвора и управлял аппаратом истец – единственный автор получившихся фотографий (Апелляционное определение Московского городского суда от 10.04.2019 по делу № 33-10592/2019). Те самые «технические» штришки: незаметные, ни на что, по сути, не влияющие – и форма, и содержание произведения остаются минимально затронуты.

В силу исторических причин (изначальный акцент авторского права на имущественном регулировании отношений и ограничение монополий) несколько иной подход к условиям возникновения авторского права существовал до недавнего времени в странах англо-американской правовой системы – вклад автора было решено оценить его усилиями – неважно, творческими или нет. Английское авторское право возникло как ответная реакция на монополии в книгопечатании – ясное дело, что чем ниже (и – тем самым – всеобъемлющей) будут требования охраноспособности, тем больше объектов получат эту охрану.

И видится, что существование подобного подхода к требованиям к автору позволило Палате Лордов в Англии принять решение о признании авторского права за журналистами, опубликовавшими в газете речь политика (Walter vs Lane, 1900, AC 539). Корреспонденты газеты «Таймс» сделали стенограмму речи, подвергли свои наброски литературной обработке, добавили знаки пунктуации и опубликовали их. Позже эти записи были помещены в другую книгу без указания автора. Встал вопрос: предусматривает ли Закон об авторском праве (the Copyright Act) 1842 года, действовавший на тот момент, именовать авторами корреспондентов? Палата Лордов большинством голосов (4 против 1) подтвердила: да, согласно этому закону корреспонденты могут считаться авторами. Их усилия, навыки и затраченное время дают на то основания.

2. Пробоина. Новое – хорошо забытое старое?

Вернемся к Шекспиру. В приведенном отрывке герой воображает, что меняет его текст достаточно решительным образом – дело явно не ограничивается парой запятых. Вопрос будет в том, насколько эти штрихи, положенные на холст чужой рукой, дают основание создавшему их претендовать на звание соавтора, а то и автора нового, производного произведения?

Если пластический хирург изменит до неузнаваемости внешность Галатеи, кто будет считаться ее создателем?

На определенном этапе количество таких «творческих» внедрений может существенно превысить замысел объема изначального произведения, выйти за его края. Правовед А.П. Сергеев пишет, что что новизна (оригинальность) творческого произведения выражается в новом содержании, в новой форме произведения, в новой идее, в новой научной концепции: всякое творческое произведение характеризуется оригинальностью, новизной, неповторимостью и уникальностью.[6]

Видится, что для возникновения возможности говорить о самостоятельном произведении правки должны быть весьма радикальными – такими, чтобы у аудитории возникали минимальные ассоциации с первоначальным произведением.

Если создать полную противоположность образу знаменитого персонажа, будет ли это считаться нарушением? Широкую огласку в юридических кругах США получала попытка поставить пьесу с измененным образом Аттикуса Финча, героя произведения Харпер Ли «Убить пересмешника». В итоге, правда, все закончилось мировым соглашением.[7]

В какой роли выступала Золотая Орда, «редактируя» бюрократию завоеванной страны? Было ли это «новое» - по форме – государство?[8] Автор – суверен в своем творческом государстве; вмешательство извне преобразовывает его, проникает за границы, рушит крепостные стены – недаром одно из прав автора звучит именно как «право на неприкосновенность произведения».

Еще один пример. Под руководством преподавателя студент написал и защитил выпускную квалификационную работу; они опубликовали в соавторстве несколько статей. Преподаватель предложил студенту стать соавтором монографии, которая была позже выпущена без ведома студента с указанием преподавателя как автора. Студент подал иск, указав, что некоторые параграфы монографии дословно повторяют ВКР, а некоторые должны иметь двух авторов: студента (истца) и преподавателя (ответчика), поскольку в них заимствован текст из ВКР.

Суд установил, что право авторства истца на ВКР не оспаривалось и что в монографию действительно вошли целые ее параграфы, о чем на одной из страниц имеется указание (написано, что данный параграф создан в соавторстве с ответчиком). Также список литературы монографии содержит статьи, написанные преподавателем и студентом. Следовательно, личные неимущественные права истца не были нарушены.[9]

При всех попытках «измерить» решение остается на уровне ассоциаций и восприятий: за переводом текста мы видим его автора, но вряд ли станем приписывать авторство пьесы «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Шекспиру или искать печальную историю Мэннонов («Траур – участь Электры») в разделе древнегреческой литературы.

А куда же тогда перевод?

Концепция, идущая еще от Фихте, продолжает служить основой и современного авторского права подавляющего большинства стран: оно охраняет творческое воплощение идеи, но не ее саму (ст. 1259 ГК РФ). Авторскому праву нет дела до «информационной» составляющей объекта: в противном случае вряд ли бы существовало такое многообразие проявлений культуры. Да и сегодня неправильные сведения в энциклопедии (объект авторского права) – вопрос репутации и нарушения прав потребителя. Освобождая себя от необходимости проверять правдивость сведений, оно не следит и за их дублированием – иначе бы в мире существовало только четыре тех самых борхесовских сюжета.

Остается «объективная форма» - творческое изложение информации, мысли, идеи: нужные, верные слова, выбранные ноты, то самое отсеченное лишнее от куска мрамора. Взмах руки танцора или взмах кисти – сюжет, который они рассказывают, может быть один, форма же – совершенно разная. Тогда объяснение перевода с правовой точки зрения более чем логично: оставляя содержимое (информация) нетронутым и изменяя – но не до неузнаваемости – форму ее воплощения (сам текст) – автор перевода создает производное произведение: за определенным образом измененной формой (другой язык) угадывается то, что было изначально.

Мастерство переводчика – донести то же самое на другом языке, сохраняя, по возможности, узнаваемой это изначальную форму. Перевод мистического «nevermore» - та еще задача: сохранить неумолимость рока и невозможность компромисса, и слово «крах» в переводе И. Голубева – блестящий, наверно, тому пример. Ибо искусство, как пишет Н. Галь, есть мышление в образах.

Э.П. Гаврилов предлагает установить следующую границу: самостоятельное («новое, существенно отличающееся») произведение может содержать лишь элементы содержания предыдущего, но не элементы охраняемой формы. [10] Этот подход можно найти и в судебной практике: «При переработке произведение видоизменяется, когда его форма частично заменяется другими элементами. Но при этом само произведение, взятое в оригинальной, первоначальной форме, используется, остается узнаваемым».[11]

При таком подходе все становится на свои места: в производной работе (перевод) ее автор сохраняет элементы формы (ритм стихотворения и т.д.) первоначального произведения, а в самостоятельном произведении общим может быть только неохраняемая часть – например, два разных рассказа на один и тот же сюжет.[12]

3. Взятие крепости. Есть ли нарушения?

Как далеко может зайти редактор в правке текста? В какой момент подобное «вторжение» будет рассмотрено как покушение на неприкосновенность произведения? Когда рухнет та «крепостная стена»?

Выражение идеи в объективной форме не дает гарантии того, что аудитория поймет ее именно так. В статье «Соавторство: от пещерного века до наших дней» М. Назаренко спрашивает читателя: Кому принадлежит сократовская философия (в том виде, в каком она нам известна) — самому Сократу, Платону или Ксенофонту?[13] И один Сократ, пожалуй, мог бы понять, насколько его последователи исказили его мысли – но, с другой стороны, без его учеников никто бы не смог с ними ознакомиться. Этот любопытный факт гениально обыгран в романе Л. Бине «Седьмая функция языка»: в ходе спора о преимуществах устной речи над письменной более опытный оратор осаждает молодого коллегу замечанием о том, что без письменных материалов Платона апология Сократа в отношении устной речи никогда бы до нас не дошла. К сожалению, никто не установит, было ли произведено какое-либо «вмешательство» в положения Сократа и какими они были изначально, если оно все-таки было произведено. Как ни восхваляй живое слово, а не горят все равно именно рукописи.

Следующий вопрос – о возможности квалифицировать такие действия как нарушение авторских прав – еще более сложный. Текст ст. 1266 ГК РФ запрещает изменять произведение без согласия автора, а, отдавая рукопись редактору, мы тем самым уже соглашаемся на корректировку – но кто сказал, что соглашаемся на результат?

Постановление Верховного Суда РФ от 23.04.2019 № 10 требует, чтобы подобное согласие было определенно выражено – в противном случае оно не будет считаться полученным (п. 87).[14] Сразу вспоминается корректировка товарищем Огурцовым номера клоунов в фильме «Карнавальная ночь», где соглашаться на кардинальные изменения пришлось из-за отношений служебного подчинения. Как далек был результат от первоначальной задумки, знаем мы все.

В некотором роде изменения, внесенные в произведения, могут коснуться вопроса репутации, чести и достоинства лица – например, в случае с интервью. Постановление Пленума ВС РФ №10 предупреждает: «Если автором статьи, заметки и т.п., подготовленных на основе интервью, является журналист, а не интервьюируемый, то в средстве массовой информации возможно осуществление редактирования исходного текста интервью для создания вышеуказанных произведений, не допуская при этом искажения его смысла и слов интервьюируемого».

Вариант защиты – иск, связанный с честью, достоинством и репутацией – разумен, как видится, только в том случае, если упомянутые блага действительно затронуты искажением произведения (та же самая неверная интерпретация фразы в интервью). В руководстве, выпущенном в апреле 2019 года Бюро авторского права США (United States Copyright Office), есть следующая рекомендация: следить за репутацией лица, с которым произведение связано, в том числе и при рассмотрении отношений с производными произведениями. [15]

Выводы

В достаточно воздушном, туманном и даже хаотическом мире творчества зачастую сложно найти четкие границы и подходящие величины для их измерения, так что открытых вопросов больше, чем предложенных ответов. Невозможно определить пропорции – доли соавторов: сколько процентов, долей от итогового произведения необходимо сделать, чтобы твой вклад был засчитан? Ввиду того, что все категории из сферы творчества не поддаются расчётам, установить их невозможно. Остается полагаться на достаточно зыбкое определение творческого труда, окончательно так и не сформулированного.

Однако некоторые выводы, тем не менее, сделать возможно.

Как известно, техническое или консультационное участие (которое определяется, опять-таки, на усмотрение суда в зависимости от характера произведения) не дают участвовавшему лицу никаких неимущественных прав в отношении результата. Даже если между лицами заключен договор о соавторстве, без фактического творческого вклада его положения не имеют силы. У не принимавшего творческого участия лица могут (в силу закона или договора) возникнуть исключительные права в отношении объекта.

Творческое участие в создании произведения делает лицо соавтором всего произведения или его части, которую он выполнил (ст. 1258). Соавторство презюмируется, пока не доказано обратное.

Создание производного произведения – использование элементов охраняемой формы первоначального произведения с существенной их творческой переработкой (поэтический перевод и т.д.). При создании самостоятельного произведения от первоначального произведения остается только неохраняемая («идейная») часть.

Таким образом, «быть или не быть» в авторском праве целиком и полностью зависит от того, насколько творческим был твой вклад.

Так если все-таки место действия «Гамлета» было правда изменено, можно ли сказать, что это получилось новое произведение?