«Манифесто»: Крадите только то, что затрагивает вашу душу

Полу-кино

Для немецкого художника Юлиана Розефельда «Манифесто» стал первой работой в качестве кинорежиссера, хотя этот фильм – не вполне кинематографическое произведение. Розефельд прежде всего занимается созданием аудиовизуальных инсталляций. «Манифесто» же был одним из его проектов, с которым до создания полнометражного фильма можно было ознакомиться в галереях современного искусства в Европе и США.

Оригинальная арт-инсталляция представляла собой параллельную трансляцию двенадцати разных сцен в исполнении Кейт Бланшетт. Разумеется, такой формат не предусматривал той «протяженности», которую «Манифесто» обрел при трансформации в полнометражный фильм.

Однако, несмотря неожиданную метаморфозу, суть проекта осталась неизменна – это остроумный микс из более чем пятидесяти художественных манифестов, которые декламируются от лица тринадцати разных персонажей. И что уж говорить, «манифестаторы» в исполнении Кейт Бланшетт невероятно разнообразны. Спектр изображаемых очаровательной австралийкой образов варьируется от бездомного, таскающего за собой тележку с хламом, до типичной школьной учительницы. Каждый из них либо в голос, либо в форме внутреннего монолога зачитывает программы того или иного манифеста.

Часто монологи представляют собой компиляции положений, взятых из разных, но схожих по духу манифестов. Интересно, что декламируемые тексты не имеют логической связи с ситуациями, в которых они звучат, а основаны скорее на ассоциациях. По этой причине фильм лишен привычного сюжета и развивающегося повествования – это скорее коллаж, который, по словам Розефельдта, был задуман как «дань уважения по отношению художественным манифестам – своего рода манифест манифестов».

Как утверждает Бланшетт, работа с Розефельдтом над «Манифесто» проходила очень органично. Познакомившись через общих знакомых, они подружились, и тогда же у них возникла идея какого-нибудь общего проекта – правда, ни о какой конкретике речи еще не шло.

Спустя какое-то время Розефельдт увлекся чтением художественных манифестов и решил как-то трансформировать это в совместный с Бланшетт арт-проект. Они вместе обсуждали, что из этого может выйти, в результате чего и выкристаллизовалась окончательная концепция, воплощенная сначала в инсталляции, а затем и в фильме. При этом непосредственно съемки фильма заняли всего пару недель – работа велась быстро во многом из-за ограниченного бюджета.

В сущности, киноверсия «Манифесто» – это довольно популярный нынче формат [вспомнить хотя бы знаменитую трилогию Роя Андерссона – прим. ред.] медитативного философского рассуждения, затрагивающего темы сущности и путей развития искусства, который пропущен сквозь призму манифеста как литературного жанра.

Впрочем, Розефельдт открыто признается, что для его «художественного» становления манифесты никогда не имели существенного значения, однако, когда он целенаправленно ознакомился с их текстами, то нашел в них определенное очарование и взаимосвязь. «В искусстве больше нет места чему-то скандальному, по крайней мере в контексте Западного мира», – утверждает Розефельдт.

Возможно, манифесты его заинтересовали своей эмоциональностью и неистовым стремлением к самоутверждению, которые современному искусству уже не так свойственны ввиду изменившейся парадигмы. Другими словами, манифесты можно расценивать как артефакт своего времени, который уже не актуален для нашей эпохи («эпохи постмодерна», если угодно). Или все же актуален?

Одна эпоха

Сама по себе практика манифестов имеет давнюю историю и не сводится лишь к области искусства, но в фильме акцент делается именно на художественных манифестах ХХ века, столь богатого на различные арт-течения. XX столетие стало кульминацией веры человека в мощь идеологических проектов, которые, в свою очередь, нуждались в хлестких и бескомпромиссных вербальных программах, коими и являются манифесты.

Основу картины составляют манифесты из сферы художественной литературы, живописи, архитектуры, кинематографа. В фильме цитируются манифесты дадаизма, футуризма, вортицизма, конструктивизма, экспрессионизма, сюрреализма, поп-арта, минимализма и т. д. Лейтмотивом многих манифестов является определение места и функций художника.

Несмотря на то, что фильм начинается с положений, сформулированных Марксом и Энгельсом еще в XIX веке, а заканчивается поздними манифестами, некоторые их которых хронологически появились уже в XXI веке, в центре всего действа стоит именно искусство ХХ века.

Авторы большинства оригинальных манифестов, на которых основан фильм, были молодыми людьми, очарованными будущим и тем потенциалом, которым в их представлении обладало искусство в этом контексте. Часто они стремились к низведению авторитетов и отрицали всякую традицию, выступая бескомпромиссными поборниками радикально «нового», проводником в которое должно служить такое же «новое» искусство.

Особенно это касается авангардистских манифестов первой половины ХХ века, которые богато представлены в фильме, хотя схожая эмоциональная окраска присуща и более поздним манифестам. На этом фоне интересна позиция, которая в «Манифесто» отводится зрителю.

В фильме нет четких индикаторов того, какие именно манифесты (или их фрагменты) декламируются в каждой новой сцене, поэтому зрителю остается полагаться только на свои знания истории искусств, чтобы ориентироваться в пространстве произведения. Поэтому многим фильм может показаться невразумительным и трудным для просмотра, впоследствии перейдя в разряд «для специалистов».

Однако если взглянуть на это несколько иначе, то можно прийти к выводу, что частности здесь не так уж и важны. По мере погружения в повествовательный ритм, галерея манифестов, которую предлагают Розефельдт и Бланшетт, сливается в единый хор, где манифесты не полемизируют один с другим, а дополняют друг друга.

И хотя в этом хоре звучат голоса тринадцати совершенно разных персонажей, поют они об одном – о пути искусства прошлого века, который с позиции современности уже кажется завершенным. Взгляд зрителя при этом приобретает некую временную отстраненность.

Действительно, к настоящему времени жанр манифеста уже не так востребован, как в прошлом и, в сущности, во многом исчерпал себя, поэтому «Метаманифесто» Розефельдта для современного зрителя по большей мере устремлен не в будущее, а в прошлое. Это очень яркая ретроспектива, отчасти повествующая о неудавшемся проекте авангарда.

Ключевая роль женского начала

Для «Манифесто» концептуально значимым кажется то, что воплощением манифестов в каждом из многочисленных обликов стала именно женщина-актриса. Наверное, трудно себе представить, чтобы олицетворением манифестов стал мужчина, ведь женская натура по умолчанию кажется более гибкой и расположенной для перевоплощений.

В ХХ веке и особенно в первой его половине образ женщины вызывал большую заинтересованность в интеллектуальной среде. То было время, когда в западноевропейском искусстве господствовал модернизм, который тяготел к построению мифологических конструктов. Огромное влияние на современников, в том числе и на молодых деятелей авангардного искусства, оказал труд Отто Вейнингера «Пол и характер» (1902).

Например, идеи из этой книги взял на вооружение и Джеймс Джойс при создании Молли Блум в «Улиссе». Джойс задумывал Молли как некий универсальный женский образ, сотканный из всех атрибутов и стереотипов, которые стали ассоциироваться с женщиной в результате многовекового развития культуры.

Среди таких традиционно «женских» качеств можно выделить протеизм, артистизм, способность к адаптации (в широком смысле), связь с бессознательным. Интересно, что в одном из интервью о «Манифесто» Кейт Бланшетт и Юлиан Розефельдт называют изображаемые в фильме образы архетипами (которые, однако, могут низводиться до карикатур).

Вместе с тем как раз Джойс был одним из первых модернистов, кто явно осознавал ограниченность и условность такого мифологического схематизма. Он не верил в истинность выводов того же Вейнингера, а скорее использовал мифологемы женщины как материал для литературной игры.

Нечто подобное наблюдается и в «Манифесто». В центре у нас одна женщина-актриса, которая в каждой сцене предстает в новом физическом облике. По сути, это одна сущность, которая лишь меняет внешность, социальную роль, интонацию. Это наталкивает на мысль, что то же самое происходит и в отношении собранных в фильме манифестов. Несмотря на то, что они представляют разные видения того, каким должно быть искусство, в основе каждого из них лежит одна и та же интенция – стремление к самоутверждению, бескомпромиссность, призыв к некому радикальному художественному прорыву, который по своей сути утопичен.

Если мы вспомним историю создания фильма, то можно прийти к мысли, что решение задействовать в проекте только одну актрису для всех ролей вряд ли было продиктовано именно художественными целями – то есть чтобы расширить символическую значимость. Однако на деле превращение фильма в спектакль одного актера действует именно таким образом.

Принимая во внимание обозначенный бэкграунд, кажется естественным, что воплощением манифестов в фильме стала именно женщина, которая к тому же транслирует эти манифесты в самых разных ситуациях и через совершенно разных персон.

Одна актриса

«Манифесто» можно по праву называть бенефисом Кейт Бланшет. Даже если не вникать в смысловую наполненность фильма, нельзя не признать, что следить за кардинальными и неожиданными перевоплощениями Бланшетт интересно само по себе. Наверное, для многих зрителей именно фишка с одной актрисой в тринадцати ролях является тем «крючком», который еще до просмотра захватывает внимание и подталкивает познакомиться с этим фильмом.

Как уже упоминалось, участие Кейт Бланшетт в фильме не ограничивалось лишь актерской работой. Розефельдт и Бланшетт совместно разрабатывали концепцию проекта. Они обсуждали способ компиляции текста для монологов, выбор тех или иных персонажей, ситуации, в которых избранные персонажи будут действовать. Другими словами, арт-инсталляция, а затем и полнометражный фильм создавались именно под Кейт Бланшетт и при ее активном участии.

В итоге актриса справилась со своим заданием блестяще – во всех ролях она смотрится органично, а каждый из тринадцати образов отличается от предыдущего как раз в плане актерского исполнения, а не лишь такими внешними атрибутами, как грим и условности изображаемой ситуации.

Отдельно стоит отметить обращение Бланшетт с голосом, ведь сами тексты манифестов в фильме присутствуют именно в вербальной форме. Каждый из представляемых персонажей обладает своим акцентом, который обусловлен его происхождением, социальным статусом или же профессией.

Увлекательно наблюдать, как специфика определенного персонажа накладывается на тексты художественных манифестов. В зависимости от ситуации, такое сочетаемого несочетаемого может производить разный эффект: это может быть комично (например, молитва образцовой домохозяйки), может подчеркивать содержание того или иного манифеста (ученый, вступающий в контакт с черным монолитом, позаимствованным из «Космической одиссеи» Кубрика), может придавать дополнительную смысловую глубину зачитываемому тексту (великолепный этюд с вдовой на похоронах) и так далее.

Множественность смыслов

Несмотря на кажущуюся автономность отдельных эпизодов, фильм все же обладает композиционной целостностью, которая во многом обеспечивается финальной сценой. В этой сцене Бланшетт играет обычную, даже стереотипную школьную учительницу, которая проводит урок в младших классах.

Открывается эта сцена длинным планом, снятым в рапиде: мы видим детей, которые занимаются рисованием. При этом закадровый голос Бланшетт декламирует фрагменты из «Метафор взгляда» Стэна Брекиджа, суть которых в том, что глаз художника должен воспринимать мир непосредственно, без налета условностей и каких-либо добавочных знаний о нормах – это должен быть «мир до фразы “В начале было Слово”».

Затем наша учительница начнет урок. Однако вместо, например, сложения и вычитания или правил порядка слов в предложении, она научит слушающих ее детей следующему: «Нет ничего оригинального». Вслед за этим она преподаст классу пункты из «Догмы 95» Ларса фон Триера и Томаса Винтерберга, максимы из «Золотых правил создания кино» Джима Джармуша и положения из «Миннесотской декларации» Вернера Херцога.

Параллельно наша учительница будет ходить меж рядами парт и с присущей ей мягкой снисходительностью укажет детям на ошибки, которые те допустили в своих тетрадях. Эта сцена очень забавна и в то же время глубоко метафорична.

Так, по ходу фильма мы проходим путь от радикальности, бескомпромиссности и эпатажа различных авангардистских течений до констатации уже ставшего расхожим факта, что ничего оригинального в искусстве нет, и что красть можно из любых источников, если только это позволяет расцветать индивидуальному творческому потенциалу. Мы возвращаемся в школу, и в заключительной сцене манифестируется, по сути, свобода творчества – вот что можно извлечь из преподанного нам урока.

Соединить в одно произведения манифесты разных художественных течений было оригинальным решением, которое к тому же открывает возможности для разных интерпретаций. «Манифесто» не обременен какими-то окончательными выводами, оставляя эту часть работы для зрителя. Более того, в фильме намеренно создается атмосфера множественности мнений, взглядов и концепций, присущих искусству XX века.

Воспринимая это с позиций современности, зритель может решить для себя, насколько эти манифесты соотносятся с нынешним положением дел не только в искусстве, но и в мире вообще. Сам Розефельдт признается, что манифесты его привлекают своей витальностью и смысловой наполненностью – по его мнению, манифесты в этом отношении выгодно отличаются от пустого популизма и обескураживающей аморфности, характерных для современности.

Это наводит на мысль, что одной из задач, лежащих в основе «Манифесто», было создание произведения, которое сможет открыть современному зрителю неувядающую красоту, поэтичность и пассионарность, которые до сих пор вибрируют в этих манифестах. Они – не музейный экспонат, а нечто живое, способное вдохновлять на создание новых произведений искусства, одним из которых и является сам «Манифесто».

Можно также сказать, что «Манифесто» демонстрирует искусство как вещь в себе. Фильм представляет собой любопытный диалог между разными походами к творческому выражению, между искусством недавнего прошлого и искусством современности, между произведениями искусства и теми, кто в них всматривается.

Это замысловатая игра с жанром манифеста, с историей искусств, с кинематографической формой, с самим зрителем. Это манифест разнообразия и творческой свободы, который подается в игровой форме, но конечно, в нем можно отыскать и другие смыслы – нужно лишь всмотреться.

Коротко о фильме: Тринадцать «Оскаров» Кейт Бланшетт