«Интертекст»: Феминизм и шовинизм. Сравнение взглядов Камиллы Пальи и Отто Вейнингера
Отголоски прошлого и настоящее
Порой, вместо громогласного интеллектуального наследия, шлейф от которого расстилается на века, мыслитель после себя оставляет лишь эхо. Малозаметное, но любопытнейшим образом резонирующее в культурном пространстве будущего. Нечто похожее и произошло с Отто Вейнингером, который вроде бы и не притча во языцех, но то и дело всплывает в речи какого-нибудь сторонника мужского шовинизма, а иной раз и вовсе оказывается неймдроппингом в тексте русского рэпера.
В общем, влияние абсолютно не гегелевское, но все же оно есть. И временами случается так, что недостаточно сильная идея словно бы перерождается, сохраняя структуру и часть смыслов, но меняя форму. При этом вселенская ирония никуда не девается и парадоксальным образом выходит, что во взглядах на сущность мужского и женского начал напрашиваются параллели между феминисткой Камиллой Пальей и антифеминистом Отто Вейнингером.
Ещё раз. Современная феминистка мыслит синонимично одному из известнейших женоненавистников, жившему около ста лет назад.
Непростой феминизм или Отто без юбки
Чтобы понять, как же так получается, для начала стоит разобраться с тем, что в случае Пальи означают слова «феминистка» и «феминизм». Ибо в современной мысли эти термины заволокло интерпретационным туманом и почти у каждой видной феминистки феминизм свой, хоть она непременно и будет утверждать, что он везде такой.
Никакой позы жертвы и только сексуальный вамп-хардкор – вот как коротко можно охарактеризовать феминизм Пальи, который противопоставляется популярному американскому феминизму. Если подробнее, то она берёт за основу ницшеанскую дихотомию аполлонического и дионисийского, отождествляя первое с рациональным и культурным, а второе – с хаотическим и хтоническим природным началом.
В это разделение Палья привносит ассоциацию роли мужчины с аполлоническим, а женщины – с дионисийским, что исключает какое-либо тождество социальных ролей между полами. Более того, это приводит к заключению, о принципиальной несовместимости полов.
И так как Палья не является мейнстримной феминисткой, то для неё аполлонизм и дионисийство являются не социальными конструктами, а биологически обусловленными первоначалами, в соответствии с которыми полам и следует вести себя в социуме, дабы ощущать себя полноценными и наиболее счастливыми. Иными словами, женщина обладает своим особым путем (что похоже на стэнд-пойнт феминизм) и в данном случае «феминизм» – это его осмысление и рефлексия.
Биологический детерминизм и есть первая бросающаяся в глаза параллель с Отто Вейнингером. Как и полагается, пока Палья выстраивала свои воззрения на вполне себе «дионисийском» иррационализме, австриец брал за основу «аполлоническую» натурфилософию. Тем не менее, как бы не были далеки друг от друга эти школы мысли, по каким-то причинам Палья и Вейнингер не только берут за основу один тезис, но еще и в схожем ключе его интерпретируют.
Отто Вейнигер считал, что человек и его личность состоит как из черт «мужских», так и из черт «женских». Аргументировал это он физиологией, говоря о том, что даже у самого мужественного из мужчин есть соски и даже у самой женственной из женщин присутствует лануго. Далее австриец прояснял, что именно он имеет ввиду под мужским и женским началами, определяя первое как рациональное, осмысленное и упорядоченное, а второе – как инстинктивное, бессознательное и хаотичное.
Тем не менее, «Вейнингером в юбке» Палью не назовешь, ведь несмотря на одно понимание половых начал, мыслители совершенно по-разному к ним относятся. Вейнингер стремительно скатывается в бездну шовинизма и пуританства, по сути, делая мужское начало синонимом благодетели, а женское – синонимом порока. Тезис о том, что в человеке присутствует и то, и другое приводит к тому, что по Вейнингеру, единственное, что есть в женщине хорошего – это «мужское». В общем, психоаналитики, забирайте клиента.
Палья смотрит на ситуацию шире, избегая положительных и негативных коннотаций. Она избавляется от флёра консервативной «юбки» отождествления сексуальности с греховностью, как от предмета гардероба, который лишь скрывает дионисийское по своей природе женское начало. Вейнингер в её системе координат – это очередной мужчина, пытающийся в порыве фрустрации установить аполлоническую, то есть исключительно символическую власть над своенравной женщиной.
По мнению Пальи, женское и мужское начала не лучше и не хуже друг друга – они просто различны. Эти отличия между полами порой приводят к противоречию их интересов в отношении друг друга. Нередко эти противоречия оказываются принципиально неразрешенными. Ничего плохого Палья в этом не видит, что еще раз напоминает о ницшеанском мировоззренческом фундаменте, в соответствии с которым женщина, проявляющая волю к власти, непременно преодолевает мужскую волю (причем женскую волю Палья понимает скорее как ту, которую Ницше все же назвал бы мужской – прим. автора).
Обозначенный выше тезис отлично просматривается в высказываниях Пальи о проблеме сексуального насилия, когда она на вульгарное замечание со стороны мужчины рекомендует женщинам не трусливо пасовать, а давать отпор, тем самым показывая, что на них нельзя распространять мужскую власть просто так.
Возникает закономерный вопрос: можно ли назвать Палью шовинисткой? Является ли она в противовес Вейнингеру представительницей женского шовинизма? Для ответа придется сыграть в смысловые напёрсточки. В мейнстримном американском феминизме нетрудно заметить распространенность шовинистического принципа «кто не с нами, тот за патриархат». Причем под «нами» имеются ввиду не женщины, а все сторонники феминистического движения, вне зависимости от пола и гендера.
Палья как раз попадает в когорту тех, «кто не с нами», поэтому с точки зрения мейнстримных феминисток она является сторонницей патриархата и, соответственно, мужской шовинисткой. Усугубляет ситуацию и то, что Палья не отказывает мужчинам в праве на маскулинность, говоря о ней как о естественном проявлении мужского начала. В общем, большинство феминисток скорее всего будут считать Палью сторонницей мужского шовинизма. Но это не так, потому что в её риторике отсутствует превозвышение как мужского, так и женского начала, вместо которого наличествует принцип естественности.
Это можно свести к более общей мысли о том, что наиболее счастлив человек тогда, когда ведёт себя в соответствии со своей природой, которая бывает дионисийской и аполлонической. Так что ответ будет звучать так: вряд ли Палью можно назвать шовинисткой, но важно понимать, что, в сущности, она не отказывает людям в праве на те модели поведения, которые мы можем интерпретировать как проявления мужского или женского шовинизма.
В завершение хочется отметить, что Вейнингер в целом кажется человеком значительно менее заинтересованным в вопросах гендерной идентичности. Отождествление «женского» с греховным и попросту плохим он использует для создания расистского оскорбления. По Вейнингеру всё приходит к тому, что негры и евреи – это «женщины» в том смысле, что это люди, обладающие преимущественно «женскими» чертами, и потому такие люди «плохие».
Такая банальная ксенофобия продиктована историческими реалиями Австро-Венгрии конца XIX века, когда отношения к евреям было таковым, что их можно было спокойно оскорбить на улице или заставить уйти с дороги.
На это накладываются следующие два фактора. В это же время возрастает интерес к роли женщины, что вытекает в необходимость её осмысления и оборачивается некоторой истерией и неприятием. Другой фактор заключается в том, что сам Вейнингер являлся евреем, поэтому вероятно с ксенофобией был знаком не понаслышке.
В этом свете тезис о мужском-добродетельном и женском-порочном, а также их неизбежном наличии хотя бы в минимальных количествах в каждом человеке оборачивается иной стороной. Получается, что в тех, кого современники Вейнингера люто ненавидели, всё же есть частица чего-то положительного и наоборот – в ненавистниках содержится частица того, что они презирают в других.
Конечно же, это уже современная интерпретация с исторической высоты, и сам австриец был куда более прямолинейным в своих выкладках. Данное замечание необходимо, так как по сравнению с современниками Вейнингер был как минимум чуть меньшим шовинистом.
Также хочется отметить, что то, что он считает женским-порочным (то есть непостоянство, стремление к удовольствиям и другие схожие характеристики, которые можно обобщенно назвать гедонистическими) – это, как уже было сказано, всё то же дионисийство, но выраженное с негативной коннотацией, что еще раз подчеркивает одновременные сходства и различия Пальи и Вейнингера.
На данный момент взгляды Пальи, конечно же, кажутся более выигрышными, ввиду адекватности своему времени (справедливости ради, Вейнингер также был адекватен своему) и большей развитости или, лучше сказать, разветвленности позиции.
Возможно, дело в том, что за ней стоит мыслительный левиафан в лице Ницше, в то время как Вейнингер лишь пытался выстроить собственные воззрения, а может – в том, что подход австрийца испытание временем не прошел и у современных мужских шовинистов, а тем более расистов, совсем другие кумиры.
Идеи Пальи в свою очередь оказались необходимой альтернативой американскому феминизму. В противовес борьбе за свои права через позу жертвы и концептуальное линчевание, она предпочитает прагматический ход.
Иначе говоря, Палья предлагает набор воззрений или просто советов, которые будут действенны в ситуации реальной конфронтации. Основная разница в том, что если мейнстримный феминизм накладывают теорию на практику, то Палья старается изъять из практики теорию, ввиду чего на концептуальном уровне её позиция выглядит чуть более громоздкой и менее нормативной.
Проще всего описать схожесть и различия рассмотренных в статье мыслителей можно следующим афоризмом. Вейнингер – это Камилла в юбке, а Палья – это Отто без юбки.
Дионис с Аполлоном сцепились по пьяни и испортили всем праздник. Каждый раз одно и то же…
Человеческая мысль не имеет линейного развития, поэтому любопытно наблюдать, как из одних предпосылок, фундаментальных теорий и аксиом вырастают совершенно разные и противоположные выводы. Иногда связь между представителями различных направлений мысли очевидна, как в случае с Марксом, который выводит свой материализм из идеализма Гегеля. Случается и так, что схожесть оказывается неожиданной и парадоксальной, как в случае феминистки Пальи и антифеминиста Вейнингера.
Главным сходством оказывается то, что они возводят понятие «женского» в ранг чего-то чуть ли не метафизического, но меж тем напрямую связанного с физиологическим. И если для Вейнингера «женское» – это хтоническое зло с ужасающими щупальцами, то для Пальи – это естественное первоначало с эстетичными тентаклями.
Всё это говорит нам о том, что на первый взгляд противоположные друг другу воззрения могут быть на деле не такими уж и различным. И схожесть может быть предпосылкой не для постепенной коллаборации, а для перманентной конфронтации. Палья находится в схожей ситуации по отношению к мейнстримному американскому (и не только) феминизму.
Да и ницшеанцы могут не совсем согласится с тем, что аполлонизм – это исключительно про мужчин, а дионисийство – это исключительно про женщин, не говоря уже о нюансах того, какой сам Ницше видел роль женщины.
Таким образом, существует как минимум три направления мысли, с которыми явно или не очень конфликтует Палья, несмотря на безжалостное и непримиримое согласие с их фундаментальными тезисами. Похоже, что более естественного положения для дионисийской женщины и ницшеанской феминистки придумать и нельзя.
Для оформления взяты работы Barbara Monacelli.
- Стэнд-пойнт феминизм
- направление в феминизме, которое исходит из того, что женщина имеет особую социальную роль, жизненный опыт и взгляд на мир. Таким образом, женская точка зрения является предпочтительным инструментом в разрешении вопросов связанных с женщинами (а иногда и не только).
- Лануго
- (от лат. lanugo – пух, пушок) первичный волосяной покров, образованный очень тонкими волосами, покрывающими тело плода млекопитающих и человека.
- Отто Вейнингер – «Пол и характер»
- Камилла Палья – «Личины сексуальности»
- Фридрих Ницше – «Рождение трагедии из духа музыки»