Статья №10: Сергей Сергеевич Прокофьев. Солнечный гений суровой эпохи

В погоне за корифеями

Сергей Сергеевич Прокофьев – композитор, к которому в последние десятилетия обращаются все чаще. Он по праву принадлежит к когорте «великих русских композиторов», равно как и к ярчайшим именам в академической музыке ХХ века. Вместе с Дмитрием Шостаковичем он составляет пару самых талантливых отечественных наследников классической традиции.

При этом если первый во многом ориентировался на симфоническую линию Венской школы (Бетховен-Брукнер-Малер), то Прокофьев – в гораздо большей степени был связан с национальной композиторской традицией. По выражению Шостаковича, Прокофьев:

«Гениальный композитор, он развил творческое наследие, оставленное нам великими корифеями русской музыкальной классики – Глинкой, Мусоргским, Чайковским, Бородиным, Римским-Корсаковым и Рахманиновым».

Наряду с этим новаторство в области музыкального языка и ритма, ставит его в один ряд с современниками-экспериментаторами. И хотя он не получил широкого признания в Европе [как и Стравинский – прим.авт.] при жизни, сегодня это один из самых часто исполняемых и без сомнения интернациональных сочинителей.

Прокофьев говорил о своей любимой игре: «Шахматы – это музыка мысли».

В его музыке нашли себе продолжение прежде всего динамичность и энергия предшественников из «Русской пятерки», но с совершенно новым акцентом, который привнесла эпоха «ревущих двадцатых». Даже стиль его фортепианных работ часто называли «моторным». Огромный вклад он внес и в развитие музыкального театра. Стиль мышления Прокофьева оказался созвучен задачам оперы, балета, театра и кино: в нем легко узнаются многоплановость образов и важность интриги, присутствие комического начала и подчеркнутость динамики событий.

Собственно, по этим вещам – «Золушка», «Петя и волк», «Любовь к трем апельсинам», «Ромео и Джульетта» и др. – большинство знает его музыку. Что, впрочем, никак не принижает его заслуг в других областях творчества.

Оставляя за порогом

Прокофьев был незаурядным человеком: трудолюбивым и педантичным, но в то же время наивным и элегантным. Он мог одновременно работать над несколькими произведениями, в свободные часы отдаваясь шахматам, чтению и письму. Оставленные им дневники и автобиография свидетельствуют о том, что даже на фоне тяжелых событий, Сергей Сергеевич оставался оптимистом с хорошим чувством юмора.

После учебы в Петербургской консерватории [в общей сложности он учился в ней около 13 лет – прим.авт.], в 1918 году Прокофьев уезжает заграницу, где путешествует с концертами по миру. Однако его новаторский стиль воспринимается довольно сложно. В рекламных целях в США он выступает как «музыкальный большевик». Однако американская публика не оценила его творчество, возможно, потому что у нее уже был свой русский кумир – Сергей Рахманинов.

По возвращении в СССР в 1936 году события складываются часто не в его пользу. Часть его друзей и знакомых попадают под репрессии 30-ых годов, его самого критикуют в связи с «борьбой против формализма в музыке». Скандалы, запреты, отмены постановок преследуют его, даже несмотря на то, что он никогда не отказывался выполнять государственный заказ.

Молодой Прокофьев был хорошим пианистом, но предпочитал исполнять только вещи собственного сочинения.

Даже сегодня многие такие работы Прокофьева вызывают ненужную дискуссию, особенно его кантата к двадцатилетию Октября. Увы, эта монументальная вещь у выдрессированной интеллигенции порождает лишь разговоры о преступлениях режима, для которого она написана.

Однако стоит помнить, что, во-первых, музыкальный текст не обязан соответствовать или служить только смысловой части (поводу, названию, тексту). Что часто и происходило с музыкой Прокофьева и других советских авторов. А во-вторых, нелишне было бы знать, что по своему характеру Сергей Сергеевич Прокофьев был совершенно аполитичен, для него идеология были явлением внешними и неинтересным, вряд ли она могла влиять на его творчество.

«Для него его творческая мастерская была как бы храмом, и, вступая в этот храм, начиная работать, он все, что его беспокоило, огорчало или даже мучило в житейской сфере, в успехах и славе, в связи с политическими проблемами, – все это он оставлял за порогом» замечания внука Сергея Олеговича Прокофьева

От невзгод его берегла поразительная наивность: он даже не задумывался о том, что у других людей могут быть какие-то задние мысли или скрытые планы на его счет. С этой его чертой связано и обращение Сергея Прокофьева к религии. В 1924 году он и его жена, поверив рассказам о чудесных исцелениях, заинтересуются учением протестантской секты «Христианская наука».

Как свидетельствует дневник композитора методы «Христианской науки» помогали ему от болей головы и сердца, а также избавляли от страха перед выступлениями. Прокофьев никогда не афишировал свою религиозность, и поэтому его подлинное отношение к Богу и другим темам остается загадкой [по крайней мере до открытия всех его архивов в 2053 году – прим.авт.].

На фото: девятилетний композитор со своей первой оперой «Великан».

В целом творчество Прокофьева – это яркий пример соединения национальной традиции с требованиями эпохи. Как автор он одновременно и модернист, и новый классик. Ранний Прокофьев это прежде всего динамика и напор, порывающие с целыми рядом канонов [например, с романтической мелодикой – прим.авт.], в поздний же период своего творчества он возвращается к эпической композиции и более мягкой мелодичности. Вместе с Шостаковичем они составляют пару авторов, по-своему выразивших отечественную и мировую историю в своей музыке.